Книга Рабы на Уранусе. Как мы построили Дом народа - Иоан Поппа

– Скажи еще раз, какие военные отсутствуют, – говорит один.

– Солдат Кырстя Георге из Вылчи, который заболел, и солдат Замфиреску Георге, тоже из Вылчи, из Балшоарэ; этот дежурит наверху, в Доме, с материалами.

Он записывает мое имя. Взгляд одного из них задерживается некоторое время на мне. Потом эти двое переходят к другому взводу. Эффективны и холодны.

Проверка присутствия всей части продолжается почти два часа. Стоя на одном месте, люди волнуются, усталые, недовольные. Пытаюсь спросить что-то у командира роты, но Паскал делает мне знак оставаться на месте. Спрашиваю у Гафтоне Октавиана из Бистрицы, закончила ли их команда класть мозаику на отметке «9» снаружи.

– Надо бы еще трех человек, – говорит Стэнеску Николае из Вылчи.

– Тогда возьмите Булэу Саву из Праховы, Кирибуцэ Думитру из Ясс и Стрымбей Василе из Тимиша.

– Я работаю с Бокотаном Леонтином из Албы и Мэрэчине Сабином на укладке плитки на отметке «38», – говорит Стрымбей.

– Тогда пусть с вами пойдет Вэкэреску Михай из Вылчи, Тудоран Александу из Бистрицы и Лэкэтуш Думитру, тоже из Бистрицы, который и так не очень-то перерабатывает.

– Я, товарищ лейтенант? – протестует для проформы Тудоран. – Я самый трудолюбивый из всех.

Наконец перекличка заканчивается. Те, что нас проверяли, исчезают. Резервисты начинают подавать голоса («Нам хочется есть!»), но командир части бросается на них и заталкивает их назад в строй. Потом возвращается на свое место. Требует тишины и говорит:

– Будьте внимательны! Произведена проверка людей. Я бы не хотел оказаться в шкуре командиров взводов или рот, у которых отсутствуют люди. Мы располагаем данными, что военные (как срочники, так и резервисты) получают от своих командиров увольнительные или разрешения, сверх законных увольнительных, которые предоставляются один раз в сорок пять дней, как для кадров, так и для военных. У нас есть информация, что существуют военные, которые отказываются работать по воскресеньям! Военный-резервист, младший офицер или офицер, который отказывается выходить в воскресенье на работу, будет привлечен к ответственности! Не играйте с огнем! Внимание, кадровые офицеры! Принято решение в Великом Национальном Собрании! Каждый год, проработанный офицером или младшим офицером в народном хозяйстве, в сельском хозяйстве, на шахте, на комбинатах или на стройках страны (особенно, на стройках!), при выходе на пенсию вам будет засчитываться за два года стажа. То есть проработал год на стройке – на пенсии вам будет считаться как два года трудового стажа. Если ты проработал четыре года, эти четыре года будут равняться восьми.

– Ма-а-амочки, – шепчет старшина Рэгэлие у нас за спиной, – значит, что я, имея пятнадцать лет в народном хозяйстве, в следующем месяце выхожу на пенсию.

– Здрасьте, – говорит капитан Шанку, не оборачиваясь, – для таких, как ты, были изобретены смертные случаи.

– Значит, не доживу до пенсии.

– Наверняка! Придет циркулярный приказ, в котором для тебе подобных хождение по стройке с непокрытой головой будет обязательным.

– Чтобы мне на голову свалился кирпич…

– Видишь, догадался?

Вдруг начальник кричит впереди:

– Отставить разговоры там, на левом фланге! Хочу вам сказать, что мы провели проверку ночью в трудовых батальонах. Это катастрофа! Штаб части составил план. Отныне каждый командир взвода будет рапортовать мне лично. Нет-нет.

Поротно! Мне будет докладываться централизованно по ротам ситуация с отсутствующими военными. Фактически, общая ситуация: контрольный личный состав, отсутствующий, присутствующий состав, по следующей форме: «Я, нижеподписавшийся Икс, командир взвода роты Игрек, заявляю под свою ответственность, что такого-то числа… во столько-то часов ситуация с личным составом взвода, которым я командую, следующая…» И описываешь ситуацию. В самом низу выводишь разборчиво свое имя и ставишь подпись. Наверху, в левом углу вписываешь, тоже разборчиво, батальон, роту и взвод. Сейчас отправляйтесь организованно в столовую на обед. Внимание, 1-й батальон: в четыре часа начинается партийное собрание!

Люди отправляются на обед. В воздухе витает мертвое, замороженное время. Единственный смысл, ради которого мы еще существуем на земле, – это присутствие на работе, соблюдение требований и приказов.

Мы знаем тех, кто отдает эти приказы. Мы видели лично генералов Миля, Ангела, Костаке или Мурешана, полковников Александру, Марина, Матейу, Сеиляну и многих других, командиров, занимающих высокие посты, с орденами на груди и расшитыми золотом погонами, как они инспектировали кухни, чтобы выявить «непорядки», отыскивали окурки сигарет в туалетах казарм, становились на четвереньки в спальных помещениях рот, шаря руками под кровати солдат, чтобы потом подняться с победным видом, показывая свои пальцы и вопя со злыми глазами командиру роты: «Смотрите, здесь пыль, лейтенант! В твоей роте – грязь!»

В конце концов, они появлялись перед нами на плацу и говорили: «Необходимо обязательно издать приказ, который бы регламентировал проблему мест для курения!» И делали это, несмотря на то, что существовал РВД, то есть Регламент военной дисциплины, который регулировал эту проблему, и, невзирая на то, что раньше они сами уже издавали десятки указов на этот счет. Потому что река глупости не иссякает никогда, ее воды с силой вращают турбины казарменной бюрократии, электрический ток военного рвения бежит по проводам инструкций и норм вплоть до последней казармы на границах страны, но все, что он может произвести при поступлении на место назначения, – это лишь короткое замыкание.

Затем все эти персоны со званиями генералов и полковников на плечах с каменными лицами усаживались за столы президиума; у них за спиной, на стене, полностью покрытой красным полотном, находился огромный портрет Руководителя с непременным лозунгом под ним: «Да здравствует Румынская коммунистическая партия!», а рядом со столом президиума виднелись красное знамя и триколор.

Генералы водили взглядами, полными враждебности и ненависти, по офицерам и младшим офицерам, созванным на собрание, метали эти взгляды в аудиторию, как будто перед ними были не их собственные подчиненные, а неприятельские пленные или ленивые, никчемные слуги, которые не способны ни на что, прислуга, которая даром ест хлеб хозяина. Откуда, интересно, брались эти вечно недовольные индивидуумы, бросавшие свои замечания одновременно с санкциями, которым они ничтоже сумняшеся подвергали других? Кто доверил подобным людям дело защиты целой страны, будущее нации и судьбы социализма? Кто предоставил им почти божественную власть? Почему они постоянно рвут и мечут? Что их не устраивает? И мы – почему все мы молчим перед ними, как будто мы виноваты во всем, что случается плохого в этом мире и на этой земле? Почему никто не осмеливается встать и ответить им?

В этой жизни, которую мы проживаем единственный раз, этот изумительно прекрасный и уникальный мир во Вселенной – почему его присваивают себе от имени тех, кто трудится, те, которые сами совершенно не трудятся, которые хотят руководить, но не руководят ничем, и единственное, в чем они разбираются, – это предавать или делать рабами тех, над которыми их поставила судьба или случай!