Книга Подонок - Гера Фотич

Ничего подобного она не видела с детства. Хотела улыбнуться воспоминаниям, но тут ее охватил ужас. Смесь отвращения и страха завладели ее волей, сковали разум. Мысли остановились, не зная, в какую сторону им двигаться: к ней приближался не подросток, а взрослый мужчина, давно небритый, с нависшими на глаза мохнатыми бровями. Он периодически криво улыбался почти беззубым ртом, а потом вытягивал губы в трубочку и, высовывая кончик языка, пыхтел, мотая головой, разбрызгивая слюни. Казалось, он совершает какой-то древний обряд. Первобытное топтание, пристукивание палкой об асфальт и сопение несло в себе колдовское заклинание, вызывающее у Раисы немой дикий страх. В довершение к этому, приблизившись, он заговорщически улыбнулся и, подмигнув, выпалил:

— Все нормально, да? Ну и хорошо!

Раиса замерла в ужасе.

Садись, подвезу! — продолжил он. И не ожидая ответа, засмеялся, так тихо и отрывисто, что можно было подумать, будто он икает, одновременно продолжая свой танец — подпрыгивая на месте.

Его ушанка дрыгалась на голове в такт подскокам, а распахивающаяся фуфайка обнажала размытые полосы тельняшки. Короткие брюки не скрывали гипсовой белизны ног, на которых болтались тяжелые, угрожающе шлепающие по асфальту ботинки.

От этих звуков на безлюдной улице у Раисы по спине то выступал пот, то мурашками бежал озноб.

Она хотела проснуться. Пытаясь спастись, мычала, выдавливая из себя крик о помощи. Странный смех мужчины отражался у нее в голове немым вопросом: «За что»?

Мужчина насупился и, сдвинув брови, стал по-детски гнусавить, подражая звуку динамиков:

— Поторопитесь, трамвай отправляется! Поторопитесь, трамвай отправляется…

Видя, что Рая не думает двигаться, стал громко и нетерпеливо постукивать палкой об асфальт. При этом продолжая уже недовольно шипеть и пускать слюни, словно капризный ребенок.

С новой силой поднявшееся в душе отвращение возвратило Раису к реальности. Но не той, которую она видела всегда, а какой-то потусторонней, полной безразличия ко всему и себе самой — будь что будет! Чувствуя, что когда-нибудь это должно закончиться, как и все происходящее, она подошла и встала за мужчиной.

— Держи! — крикнул он громко.

Она ощутила в руках засаленный хлястик фуфайки.

«Трамвай» рванул вперед.

Что было после, Раиса помнила смутно. Как называла адрес, как скакали. Все кружилось в сумасшедшем диком танце с притопыванием и подпрыгиванием. Голова шла кругом. Глаза фиксировали: дома, окна, дома.… Периодически она утыкалась лицом в затертый до кожи мех шапки. Упиралась руками в фуфайку, покрытую липкими подтеками. Отталкивая незнакомую спину от себя и вновь приближаясь к ней. Бессознательно ощущая давно забытые затхлые запахи подворотен, не чувствуя боль от бьющей по внутренней стороне ног палки, цепляющей на поворотах подол юбки.

— Ваша остановка, выходите! — мужчина встал, как вкопанный, и повернул голову вполоборота к ней, по-свойски подмигнул, кивнув:

— Все нормально, да? Ну и хорошо!

Рая медленно пошла домой.

— Неужели все? — подумала она, начиная приходить в себя.

Недавняя пляска еще продолжала гудеть во всем теле, наполняя душу пережитым страхом, заставляя ноги вздрагивать при каждом шаге.

— Стой! — требовательно прозвучало у нее за спиной.

Раиса обернулась, убежденная, что это уже конец. Главное не затягивать, чтобы не так мучительно. Надо только немного потерпеть! Совсем чуть-чуть.

— Плати за проезд! — строго сказал мужчина и притопнул ботинком.

Рая, молча, раскрыла сумочку и автоматически протянула рубль.

— Билет стоит три копейки! — Мужчина стал нетерпеливо постукивать палкой об асфальт.

Мелочи у нее не было. Рая почувствовала, что глухота, начавшая было уходить, вновь заволакивает сознание. Та надежда, похожая на выглянувшее солнышко в виде облезлой родной пятиэтажки, вновь затягивается грозовыми тучами.

Сломя голову она рванулась за последним ускользающим проблеском света, побежала изо всех сил к своей парадной, что есть мочи, крича на ходу:

— Я сейчас разменяю-ю-ю-ю-ю-ю!!

Была ее остановка. Раиса оторвала взгляд от окна и повернулась к выходу в первую дверь. Опускаясь на скользкую ступень, внезапно почувствовав локтем надежную мужскую поддержку. Ощущая на себе недоумевающие взгляды из глубины салона, она услышала над самым ухом знакомое заботливое:

— Все нормально, да? Ну и хорошо!

Коньковый ход

Григорьев, капитан третьего ранга, был не то чтобы профессионал по бегу на лыжах, но и не новичок в этом вопросе. Ни одно новшество в этом виде спорта мимо него не проходило. Неделю назад решил освоить коньковый ход. Да вот неудача — в воскресенье за городом на первом же километре сломал лыжу. Даже и не сломал, что обидно! А так, дрыгнул ногой, скидывая снег, носок у лыжи и отвалился. Чертыхнувшись, побрел домой с испорченным настроением.

Приехав на работу в понедельник, он сразу пошел на кафедру физкультуры к Степанову, мужику простому и понятливому во всех вопросах, касающихся спорта. Тот сказал сразу, что проблема решается с помощью поллитровки. Григорьев тут же послал курсанта в магазин.

Лыжа была новенькая с голубым, как зимнее небо, отливом.

Она сверкала своей чистотой, отражая бутылку и два стакана на столе в спортивной каптерке. Открытая банка сайры из дополнительного пайка спортсменов сиротливо приютилась на испорченном бланке почетной грамоты. Вилки хватило одной.

По причине того, что крепость лыжи напрямую зависела от количества и качества ее обмыва, срочно потребовалось добавить за территорией училища в чебуречной. Виновницу прихватили с собой, но так как ее за стол не посадишь, оставили стоять за порогом. Тем более, что зимние холода для нее, оптимальные метеорологические условия. В процессе обмывания выяснилось, что для конькового хода необходима повышенная прочность в виде пары фугасов по восемьсот, а остальное на длительность эксплуатации.

Официант, здоровый парень с круглой лоснящейся физиономией, сразу вызвал у Григорьева подозрение, но до поры ничем себя не выдавал. Только недоверчиво косился на старших морских офицеров.

Со временем лыжа на улице должна была бы окрепнуть до такой степени, что хоть под танк ее бросай — ничего не будет! Почувствовав, что виновница свое взяла, как и они, друзья в обнимку, изображая все тот же коньковый ход, двинулись на выход.

Выйдя на крыльцо, Григорьев повел рукой влево, но рука ударилась о стену, ничего не обнаружив. Чтобы не сбить равновесие, он не стал поворачивать голову, а только скосил глаз — лыжи не было. В волнении он резко повернулся к тому месту, где она стояла, при этом толкнув Степанова в сугроб. Вперил свой выпуклый военно-морской глаз в пустое место. Это был удар! Но не для морского волка!