Книга Музыка тишины - Андреа Бочелли

Вскоре родители Амоса начали беспокоиться за его здоровье, а возможно, и за его репутацию. Мать видела, что с каждым днем он выглядит все более бледным и утомленным; кроме того, после внушительной череды женщин, прошедших через его постель, она боялась, как бы он не подхватил какую-нибудь венерическую болезнь или еще того хуже. Ночью супруги Барди не могли уснуть при мысли, что их сын может поехать куда-то на машине с Кристиано, тоже усталым и немного навеселе…

Но над Амосом явно сияла счастливая звезда, а его ангел-хранитель был действительно бдительным и щедрым. Он падал с лошади и не ушибался, жил беспорядочной жизнью, но с ним ничего не случалось, у него не было определенного дела, но все вокруг любили его…

Адриано тем временем нашел работу в банке, женился, у него родилась дочка, но каждую пятницу он отправлялся к своему другу. Вместе они писали песни, а потом перебирались в кухню и готовили себе огромные порции карбонары[5]. Амос научился взбивать яйцо, обжаривать грудинку с чесноком и готовить соус. Друзья много беседовали о жизни, дружбе, любви; они говорили и прекрасно понимали друг друга, разбавляя разговоры добрым вином из семейных виноградников и порой позволяя себе выкурить пару тосканских сигар. Амосу нравилось докуривать до конца, и он выбрасывал сигару лишь тогда, когда она начинала обжигать ему пальцы. Курил он, разумеется, не затягиваясь: просто пускал дым, который опьянял его своим ароматом и помогал изгонять треволнения и грустные мысли, страхи и недовольство.

Чем больше он курил и выпивал, тем веселее и разговорчивей становился, тем свободнее говорил о себе, о своих мечтах и причинах, которые не давали им исполниться. Корни этих причин крылись в общей несправедливости жизненного уклада, в позорных компромиссах, на которые идут люди, готовые на все ради достижения своих целей. Когда у него разыгрывалось воображение, он говорил так убедительно, что забывал о белых пятнах в своем образовании, о собственной лени и поверхностности. Адриано выслушивал его терпеливо и с пониманием, подбадривал, а Амос в свою очередь, считая этого человеком честным, гордился уважением друга, который продолжал поддерживать его, хоть ему и никак не удавалось реализовать свои планы.

Амос все больше утверждался в мысли, что все дискографические боссы тупы и непрофессиональны, что директора телеканалов все до единого – коррумпированные рабы власти, зависимые от политики, и что, соответственно, в области музыки карьеру сделать практически невозможно – по крайней мере, если хочешь базироваться на старинных принципах честности, таланта и воли…

Его экзальтация порой доходила до такого состояния, что он переставал отдавать себе отчет в глупости и недальновидности подобных рассуждений. Если бы он хоть на мгновение задумался, то понял бы, что обычно такие разговоры ведут те, кто из-за собственной лени или никчемности никогда не приходит к финишу первым.

Когда Адриано уходил и Амос оставался наедине с самим собой, определенные сомнения все-таки начинали мучить его. Недавняя эйфория улетучивалась, подобно тому как рассеивается ночной туман при первых же лучах яркого летнего солнца. Тогда Амос ложился в постель и пытался как можно быстрее уснуть. Утром же, ополоснувшись прохладной водой, как он обычно делал еще со времен учебы в колледже, он припоминал свои вчерашние высказывания и начинал стыдиться того, что в очередной раз выставил напоказ собственные страхи и слабости – наименее благородную часть своей натуры.

Синьор Этторе продолжал каждый день навещать своего юного друга и всегда приносил с собой очередную книгу. Эти книги обычно становились темой для их оживленных дискуссий. Даже в сложный период разброда и шатаний Этторе оставался для Амоса одним из важнейших учителей жизни. Не воспринимая своего эмоционального воспитанника слишком всерьез, Этторе изо дня в день советовал ему быть практичным, не предаваться бессмысленным мечтам и не лелеять напрасные надежды; он убеждал Амоса не забрасывать учебу, ведь в дальнейшем именно на этом фундаменте он мог бы строить свои новые жизненные планы, которые при этом никак не препятствовали бы потенциальной карьере артиста…

Амоса его советы очень раздражали, но все же ему приходилось смириться с реальностью: в очередной раз он признавал за Этторе поразительную логичность рассуждений, не слишком свойственную ему самому, – хотя день за днем, месяц за месяцем в Амосе вызревал настоящий протест против насмешек судьбы. Что-то подсказывало ему, что не стоит бросать задуманное и слагать оружие, к вящему удовольствию тех, кто не верил в него и смеялся над его иллюзиями. Поэтому он продолжал писать песни, петь, репетировать и рассылать свои записи направо и налево, в надежде, что кто-нибудь поверит в него, но каждый раз ему отвечали одно и то же: мол, недостаточно иметь хорошие вокальные данные – необходимо быть оригинальным, обладать более определенной и узнаваемой индивидуальностью…

Амос протестовал, спорил, ругался, но одновременно с этим понимал, что с ним что-то не то, что необходимо кое-что подправить, усовершенствовать. Познакомившись как раз в этот период с одним молодым пианистом, он решил возобновить серьезные занятия фортепиано: расширение музыкальных знаний безусловно пойдет ему на пользу.

Карло, его новый учитель, поначалу отказывался, будучи уверенным, что Амос станет пренебрегать классическими занятиями, требующими от любого человека строгой дисциплины и самопожертвования. Но тот так настаивал, что Карло решил попробовать стать его преподавателем, и за короткий срок Амосу удалось развеять все его сомнения. Молодые люди подружились, и между ними установилось самое настоящее сотрудничество – гораздо большее, чем между любыми другими учителем и учеником: Карло все чаще садился за рояль, чтобы аккомпанировать Амосу, когда тот исполнял оперные арии, и постепенно они стали понимать друг друга все лучше и лучше.

Поначалу у них не получалось работать вместе: манера игры Карло была уж слишком академической, а исполнение Амоса было чрезмерно свободным, – но спустя некоторое время они сумели найти золотую середину. Великолепный пианист, Карло полюбил оперу и вскоре уже уверенно играл всевозможные арии. Обладая удивительной способностью играть с листа, он ставил ноты на подставку и ударял по клавишам, к радости Амоса, который наконец получил возможность развивать свой голос и совершенствовать вокальные данные, не подвергаясь пыткам, к которым он сам себя регулярно приговаривал до этого.

Занятия дарили ему новую энергию, новый энтузиазм. Он купил небольшой прицеп, куда можно было загружать всю электронную аппаратуру, и стал прицеплять его к отцовскому внедорожнику и ездить играть куда только вздумается: в ночные клубы, на деревенские праздники, на свадьбы, в гостиницы, в рестораны, на площади… Отец терпеливо сопровождал его повсюду, и они вдвоем таскали на плечах тяжеленные колонки, усилители звука, клавишные. Затем Амос занимался подключением всей этой аппаратуры, а когда все было готово, весь мокрый, бежал освежиться и потом пел и играл в течение двух, трех, а то и четырех часов подряд. В конце он всегда чувствовал себя удовлетворенным и счастливым: ему казалось, что эта деятельность компенсирует те долгие часы безудержного веселья и бездельничанья, которые в глубине души заставляли его мучиться угрызениями совести.