Книга Опальные воеводы - Андрей Богданов

Но нет, зашевелилась впереди в траве какая-то глыба: да не глыба это, а сам Большой встаёт во весь свой богатырский рост, облитый с головы до ног тускло мерцающей броней, всматривается из-под руки в неведомую воину даль, машет на неприятеля бородищей. Уже лёгкими прыжками спускается он к своему полку и, куда делась медвежья неповоротливость, вспархивает, как птичка, на высокого буланого коня.

И не успевают новички удивиться воеводскому превращению, как слышится слева шелест тяжёлого, златом шитого шёлка и разворачивается над полком алая хоругвь святого Георгия Победоносца, скачущего на серебряном коне. В железном звоне прыгают в сёдла всадники, поднимая к небесам положенные поперек сёдельных лук копья с цветными значками, а на правом конце полка вспыхивает и подаётся вперёд малиновое знамя первого воеводы.

Тихим шагом, ровняя ряды, движется полк вперед и с высоты один лишь миг видит сквозь клубы пыли всё широкое поле. Видит, как впереди, прямо перед ногами, окружил Сторожевой полк и быстро вырубает не успевший даже сойти с дороги татарский передовой отряд, а дальше с невероятной быстротой разбрасывает в стороны черные крылья огромная колонна татарского Передового полка. Но промелькнула картина, и все быстрее, рысью, а вот уже и галопом летит кольчужный воин вместе с товарищами вперед, видя лишь спины бойцов Сторожевого полка, перепрыгивая через посеченных ими татар, глотая густую пыль из-под копыт.

Дикий свист разворачивающейся татарской лавы раздирает уши, заставляет шевелиться волосы, гасит все звуки. Бесшумно проплывает в небе тёмная туча, и сама собой покрывается земля щетиной дрожащих перьями стрел, беззвучно летят с сёдел и кувыркаются странно вместе с конями русские воины впереди. И вдруг, разрывая татарский гвалт, точно с неба звучит над конниками зычный рёв Большого:

— Бер-р-ри р-разбойника! Круши поганого!

Следом ревёт уже весь Большой полк, а всадники Сторожевого разлетаются настороны, и в это пространство, в чёрную стену неприятеля, в оскаленные зубы степных разбойников целят светлые острия копий с рвущимися на них флажками. А-а-ах! И вылетает из руки копьё с надетым на него врагом, и сама собой выскакивает из укрытия сабля, и, кажется, без сопротивления крушит шлемы и рвет кольчуги булатная сталь, и летают меж людьми головы, и кровь из перерубленных шей брызжет в небо, и кони зубами рвут злопахучего супостата и продолжают драться, потеряв всадника.

Но мало падает русских богатырей, самозабвенно устремившихся в битву, зато, как колосья под серпом жницы, обрезаются нити жизней крымских воинов и сотнями взмывают над степью безутешно кричащие от несправедливости души неудавшихся грабителей, которым теперь суждено вечно скитаться в пространстве, разыскивая своих оскорбителей.

Бессмысленно порхают по полю обрубленные могучим ударом воевод не успевшие вырасти крылья вражьего полка и уже летают над ними сверкающие сабли людей Басманова и Зюзина, смахивая с сёдел растерявшихся воинов. Сдавленные с трёх сторон, истошно вопят под неумолимой сталью крымчаки передового отряда, объятые недоумением и ужасом: вдвое большая их толпа выкашивается вдвое меньшим неприятелем.

И не скоро страх смерти придает бешеную силу избиваемым ханским воинам, больше часа катятся под копыта их головы, пока, взревев, не подается толпа назад в неудержимом порыве и, рассыпавшись по степи, летит безостановочно четыре версты до самого ханского главного полка.

— Ну, теперь у хана пойдет кавардак! — сказал Иван Васильевич, останавливая коня.

Сбившееся в кучу на месте бежавшего татарского полка русское воинство постепенно поправляло свои ряды и растягивалось поперек равнины. Только несколько десятков всадников, не в силах преодолеть азарта сечи, унеслись прочь, рубя и коля спасающихся крымчаков. Воевода с сожалением посмотрел им вслед, прощаясь, и поворотил коня к подъезжавшим воинам сторожевой службы.

— Бьют нас и секут! — возопили гонцы Плещеева, — прямо несть нигде спасения, особливо же наседает их Правая рука, гонит наших без остановок!

— Понятно, что гонят, — сказал рассудительно воевода, — а вот где именно гонят?

В ответ гонцы показывали руками налево, а куда — точно не видать было в поднятых тучах пыли. Воевода, видимо, их понял, потому что подозвал к себе Сидорова, и вскоре Сторожевой полк, раскинувшись загоном, пошел рысью влево от сакмы. За ним, как был в строю, только развернув коней за стоявшим на левом крыле воеводой, пошёл Большой полк. Забирая ближе в сторону крымского хана, пошёл за своими вслед полк Басманова с Зюзиным.

Только тела раненых и сраженных насмерть людей и лошадей остались на вытоптанном, залитом кровью и утыканном стрелами поле у большой ордынской дорожки. Огромные стаи ворон, привычно следовавшие за войсками крымского хана, начинали падать на трупы. Было около двух часов пополудни.

Сердар Правого крыла крымского воинства, знатный ширинский мурза, поседелый в разбойных набегах и густо покрытый следами жестоких стычек, второй час преследовал русских. Он понимал, что перед ним лишь сторожевые разъезды, но не хотел рисковать и не отпускал далеко рвущийся в бой Ерто́ул{19. Где-то здесь, и скорее всего правее сакмы, должны были притаиться главные полки московитов.

Сердар уже знал, что неприятель малыми силами атаковал передовой отряд. Это или разведка боем, или отвлекающий манёвр, ибо только безумец мог бы направить свои главные силы в крымский мешок. Опыт подсказывал, что московиты всегда имеют на границе малые войска, ставя свои большие и неповоротливые полки в глубине, чуть ли не у стен столицы. Разумный противник мог ударить сильнейшего только во фланг, чтобы быстро уйти в сторону с главного пути орды.

Со своей стороны сердар считал атаку более вероятной: здесь неприятель мог надеяться уйти в крепости на Зуше — Новосиль или Мценск, тогда как с другой — левой руки орды нападавших можно было бы гнать по бескрайним полям и утопить в Дону, если московскому воеводе не удастся чудом добежать до Ельца, что стоит далеко, на Быстрой Сосне.

Хитроумный мурза, не давая себя увлечь погоней, не распускал воинов загоном, но вёл их тремя плотными полками, поставив сильнейших на правый фланг. Сам он с отрядом телохранителей в украшенных медными колечками плотных панцирях двигался позади среднего отряда, готовый развернуть войско туда, где будет нащупан враг, окружить и уничтожить дерзких московитов, рискнувших вывести своих коней в великую Пустыню. Голова сердара под мелкой золоченой миской шлема непроизвольно поворачивалась вправо, и испытанное чутье не холодило бритую кожу на затылке.

Не чуял своей смерти старый разбойник, когда поворачивал голову к правому крылу полка, а уже обожгла она его холодным огнем голубых глаз юнца-севрюка, седьмого сына в семье, который, оставшись один, пошел на службу в лихие сотни Степана Сидорова.

Не видали татары, как сбежал с обратной к ним стороны кургана молодец и прыгнул вместе с товарищами в седло. Только несколько воинов стражи погнали по степи, углядев черными своими глазами тройку еле видных в высокой траве коней без всадников, заскакали им вслед за близкую рощицу, да назад не выскочили.