Книга Подводная одиссея. "Северянка" штурмует океан - Владимир Ажажа

В сентябре 1962 года под руководством Жака-Ива Кусто вблизи Марселя на дне Лионского залива в Средиземном море был установлен подводный «дом» на глубине 10 метров. В этом доме поселились два человека – Альберт Фалько и Клод Весли. Целую неделю, не выходя на поверхность, они находились в необычных для земных жителей условиях, проводя ежедневно по пять часов вне стен дома в обществе обитателей подводного царства. Подводный дом, внешне напоминавший перевернутую цистерну без колес, не был лишен некоторого комфорта. Фалько и Весли имели возможность смотреть телепередачи, принимать горячую ванну, разговаривать по телефону. У них была библиотечка, радиоприемник и патефон. В цилиндрической стенке дома имелся открытый люк в виде широкой трубы, уходящей в воду, через который гидронавты могли входить по трапу в дом и выходить из него в море. С поверхности в цилиндр подавался воздух под тем же давлением, которое испытывает любое тело на глубине 10 метров. Благодаря этому вода даже через открытый нижний люк не могла вытеснить сжатый воздух и проникать внутрь дома. Общий вес оборудованного дома вместе со свинцовым килем составлял 5 тонн.

Главная особенность проведенного эксперимента состоит в том, что Фалько и Весли постоянно находились под давлением и во время прогулок по дну, и во время сна и отдыха внутри дома. Это позволяло им избегать каждый раз длительной и утомительной процедуры, связанной с декомпрессией.

По свидетельству Кусто, наиболее важный психологический эффект опыта состоит в том, что гидронавты очень быстро привыкли к новым условиям, к своему положению человеко-рыб, вжились в необычную обстановку, как-то отдалились от земной жизни и не стремились связаться с надводным миром, игнорируя телевизор и телефонные звонки.

Самым ответственным моментом во всем эксперименте было возвращение подводников на поверхность. Длительная компрессия водолазов была заменена тем, что в последние три часа недельного эксперимента вместо обычного воздуха в подводный дом подавалась смесь, содержащая 80 процентов кислорода и 20 процентов азота. Эта смесь газов по процентному составу противоположна воздуху и весьма взрывчата, поэтому, кроме прочих испытаний, гидронавтам пришлось выдержать трехчасовой перерыв в курении.

Режим дыхания смесью, обогащенной кислородом, оказался благоприятным для быстрого выделения из крови через дыхательные пути избытка азота, и Альберт Фалько и Клод Весли благополучно поднялись на поверхность оживленными и веселыми. Эксперимент полностью удался и превзошел самые смелые ожидания.

РЯДОМ С ОСЕТРАМИ

Там, где мечут икру. – Один на дне могучей реки. – Истина из мутной воды.

На этот раз наш путь из Астрахани пролегал на север, к селу Каменный Яр в нижнем колене Волги. Моторные катера «Свердловск» и «Прогноз» шли вверх по разлившейся реке, попеременно таща на буксире дебаркадер – массивное деревянное сооружение. Две его каюты занимала научная группа, в третьей нашли приют акваланги и рыболовные сети. Мы двигались в гости к осетрам, отдаляясь от моря все дальше и дальше.

Чрезвычайно богат рыбой каспийский бассейн, и одно из его главных богатств – осетровые рыбы. Под этим названием объединены севрюга, белуга, осетр и стерлядь. Мне кажется, что комментарии попросту не нужны, если говорить о вкусовых и питательных качествах этой группы рыб. А икра? Бесподобная икра осетровых уже давно пользуется доброй славой и на мировом рынке снискала себе не меньшую известность, чем, скажем, парижские духи или швейцарские часы. Однако уловы осетровых постепенно снижаются и к настоящему времени по сравнению с 1913 годом упали примерно в 2 раза. И если на Каспии резко возросла добыча кильки, то этим вряд ли можно компенсировать снижение уловов такой высококачественной рыбы, как осетровые. Причиной этого бедствия некоторые считают падение уровня моря, который за последние тридцать лет понизился на 2 метра, другие обвиняют гидростроителей. Осетровые принадлежат к так называемым проходным рыбам, которые для продолжения рода временно покидают морскую обитель и проходят вверх по реке на место нереста. Таких избранных мест на Волге немного. Наиболее значительные из них располагались под Саратовом и Сызранью, но сейчас на пути встала гигантская плотина Волжской гидроэлектростанции. Сооруженный рыбоподъемник не всегда используется рыбой. Другая группа нерестилищ приютилась южнее Волгограда, у высокого правого берега реки в районе села Каменный Яр. Но оттуда пришел тревожный сигнал: в последнее время эти так необходимые для жизни рыбы площадки стали заноситься песком. Для того чтобы сохранить драгоценные запасы осетровых, требовались эффективные меры. Одно из решений, по-видимому, могло состоять в оборудовании искусственных нерестилищ и воссоздании на них всех условий, сопутствующих нересту.

Изучить некоторые из данных условий и поручалось нашей группе. Отличие этой работы от проводимых ранее исследований нерестилищ заключалось в попытке провести конкретные подводные наблюдения за икрой, ее распределением на глубине и за состоянием самого нерестилища А может быть, посчастливится подсмотреть и за самим процессом нереста, за этим великим таинством природы? Но стоило только взглянуть на мутную волжскую воду, лениво раздвигаемую тупым носом дебаркадера, как становилось ясно, что в тайну нереста мы вряд ли будем посвящены. Ни прозрачности, ни, соответственно, видимости. Одно слово – половодье. Вобрав в себя сотни проснувшихся весенних рек и тысячи ручейков и поднявшись на восемь метров, Волга быстро катила вниз свои воды. Ее течение могло сурово обойтись с человеком, вторгнувшимся в речные пределы. Оно вырастало во вторую серьезнейшую помеху для работы под водой.

Разлившаяся Волга – это не только необъятная без конца и края вода. Это – проплывающие вдоль бортов, торчащие из воды зеленеющие деревья. Это – неповторимые оранжевые закаты в полнеба и бодрящая вечерняя свежесть. Сотрудники Каспийского института рыбного хозяйства – гидролог Виктор Яковлевич Горемыкин и ихтиолог Павел Дмитриевич Неловкин (фамилии как на подбор, подумалось мне) – не новички в этих местах, но и они всякий раз испытывали гипнотическое влияние весеннего волжского простора. А для нас, только что приехавших москвичей, это было радостным открытием неведомого мира. Москвичей было трое – кандидат геолого-минералогических наук Давид Ефимович Гершанович, лаборант Валерий Журавлев и я. Кроме меня, к работе под водой был допущен Павел Неловкин, приезжавший зимой на «подводную» стажировку во ВНИРО. Однако заведомо трудные условия, в которых должны были совершаться погружения, пока не позволяли послать в воду новичка.

Утром 14 мая 1961 года с левого борта отвесной стеной встал Каменный Яр. Мы бросили якорь на глубине 4 метров. Где-то под нами вдоль берега вытянулась сравнительно узкая полоса нерестилища. Примерно через месяц уровень воды резко упадет, и Волга обнажит интересующий нас участок. Но он нужен нам именно сейчас, пока он служит «родильным домом» для осетровых.

Измеряем гидрологические показатели. Температура воды – 9 градусов, течение – 1,2 метра в секунду, или, по-другому, 2,5 узла, видимость – 15-20 сантиметров. Одеваюсь возможно теплее, с помощью Валерия влезаю в гидрокомбинезон, на этот раз с устройством для передачи давления воды на уши, выполненным в виде трех резиновых трубок-капилляров, соединяющих околоушное пространство под шлемом с наружной средой. Теперь нужно утяжелиться, чтобы течение не смогло превратить меня под водой в «перекати-поле». Надеваю два пояса со свинцовыми грузами и еще подвешиваю с боков две массивные стальные скобы, выпрошенные у шкипера дебаркадера. Прибавив в весе сорок-сорок пять килограммов, шагаю в воду. В правой руке – две веревки. Одна играет роль кольцевой канатной дороги, соединяя опущенный в воду трап с якорной цепью. Другая – сигнальный конец для связи и, самое главное, для вытягивания аквалангиста наверх.