Книга Оливье, или Сокровища тамплиеров - Жюльетта Бенцони

— Вам так идут эти камни, мадам... а что касается оплаты, быть может, мы придем к какому-нибудь соглашению?

Маргарита поглаживала застежку пальцем, как будто бы ласкала котенка.

— Что вы с ней сделаете, если я ее не куплю? — спросила она, не глядя на ювелира.

— Я предложу ее нашему сиру Филиппу. Возможно, он пожелает подарить ее королеве Изабелле, когда та приедет в гости...

В глубоких черных глазах Маргариты промелькнул гнев:

— Изабелле? Почему ей?

— Это королевское украшение, мадам, которое не подаришь любой даме. Но если мое предположение сбудется, то я, признаюсь, буду огорчен. У мадам Изабеллы светлые волосы. А рубины украшают только брюнеток. И я не знаю более изумительных брюнеток, чем вы, мадам, — добавил он, осмелившись одобрительно взглянуть сначала на великолепное тело, которое без труда угадывалось под платьем, а затем на пухлые, чувственные губы, на большие, черные, бархатные глаза, осененные ресницами, которые казались неестественно длинными на белоснежно-перламутровой коже.

Небольшого роста, но необыкновенно стройная, Маргарита своим обликом напоминала безупречную, великолепную розу, готовую вот-вот раскрыться. Три года назад она стала матерью, родив чудесную дочь, но не утратив при этом изящества, присущего юным девушкам. Надменная по характеру, она ничуть не оскорбилась слишком откровенным взглядом торговца. Он был мужчина и, к тому же, обладал хорошим вкусом, а она любила быть соблазнительной, любила вызывать смятение в мужских сердцах.

Резко повернувшись к даме, которая читала часослов, сидя у окна, она произнесла:

— Мадам де Курсель, будьте так добры, приведите сюда Од. Скажите, чтобы она захватила тот плащ из камки[48], который она сейчас готовит для меня...

Придворная дама, молодая женщина с тонким умным лицом, которое было обрамлено белой шелковой тканью, подходившей по тону к расшитой фиолетовой нитью шапочке, встала и вышла ИЗ комнаты. Вскоре она вернулась с девушкой, чьи светлые волосы с серебристым оттенком свободно падали на плечи из-под плоского небесно-голубого тока, который изящно восседал на муслиновой ткани, обрамлявшей ее прелестное личико. Раскинув руки, она держала на них ворох белой ткани, расшитой золотом и подбитой малиновой тафтой. Эту ткань она накинула на плечи подошедшей к ней Маргариты. Задрапированная в белоснежные складки, отливавшие ярким красным цветом, молодая королева встала перед большим зеркалом в бронзовой оправе и приставила застежку к впадинке у основания горла. Украшение вспыхнуло магическим блеском, благодаря изумительному цвету лица юной дамы, и Од молитвенно сложила руки, восхищенно улыбаясь:

— О, мадам! Именно такая застежка и нужна!

— Поэтому я думаю, что приобрету ее...

И, обернувшись к Пьеру де Манту и одновременно придерживая рукой пышные складки, она воскликнула:

— Ну, мэтр Пьер, вы опять меня соблазнили. Впрочем, вы наверняка именно этого и ожидали!

— Я надеялся, мадам, — сказал он, склонившись до земли. — Надеялся...

— Хорошо сказано! А теперь поговорите с мадам де Комменж, в ведении которой находится моя шкатулка, и отберите вместе с ней все необходимые вам аксессуары[49]...

Он вышел, поклонившись, а Маргарита, внезапно придя в превосходное настроение, вновь стала любоваться плащом. А Од была необыкновенно счастлива тем, что ее работа получает столь прекрасное завершение.

— Это изумительно подходит к тому красивому поясу, что... монсеньор подарил вам на день рождения, — сказала девушка. — Рубины на нем, конечно, помельче, но оттенок один и тот же!

— Да, ты права!

За эти несколько лет Маргарита по-настоящему привязалась к дочери Матье де Монтрея. Ставшая ослепительной красота девушки ее нисколько не смущала, наоборот: ей нравилось иметь возле себя такую служанку — для контраста, который возникал с ней, великолепной брюнеткой. Она была слишком уверена в себе, чтобы хоть кого-нибудь опасаться, тем более что Од, робкая и сдержанная по натуре, была девушкой очень разумной и отвергала мягко, но твердо ухаживания тех, кто рисковал к ней приблизиться, и это не могло не нравиться молодой королеве. Однажды, в канун прошлого Рождества, она прямо спросила Од:

— Таких красивых девушек, как ты, не часто встретишь, и просьбами о замужестве или... прочими предложениями ты отнюдь не обделена! Твоего внимания добиваются и молодые дворяне, а среди них есть очень привлекательные. Почему же никто из них не тронул твоего сердца? Сколько тебе лет?

— Двадцать, мадам.

— И твое сердце все еще молчит? Поверить не могу!

Од подняла на Маргариту взгляд своих прозрачных, внезапно ставших задумчивыми глаз:

— Сердце мое заговорило очень давно, мадам, оно и сейчас не молчит!

— Правда? О, ты меня успокоила! И кто же этот счастливый юноша? Ведь он, я полагаю, не старик?

— Нет, он не старик и никогда им не будет. Как и я никогда не буду ему принадлежать, — добавила она, ощутив внезапную потребность исповедаться.

Она доверяла Маргарите, которая, несмотря на гордость, была доброй и великодушной. И не стала бы насмехаться над ней, в отличие от тетушки Бертрады, которая считала, что преуспеть в жизни можно только благодаря удачному замужеству.

— Но почему? Только не говори мне, что он любит другую, потому что это невозможно! Если только он полюбил меня, — со смехом добавила она. — Нет. Он не любит другую... разве что Богоматерь!

Черные глаза Маргариты стали еще больше.

— Он священник? Или монах? Допускаю, что среди них есть очень приятные мужчины, но неужели тебе так не повезло?

— Еще хуже, мадам, — ответила Од, с трудом сдерживая слезы. — Он... тамплиер, — призналась она, словно бросаясь в прорубь.

Искренняя жалость смягчила лицо молодой женщины. Она обняла свою служанку за плечи:

— Бедная, бедная малютка! И ты, конечно, не знаешь, жив ли он?

— Он жив, но я не знаю, где он сейчас... Но он и прежде никогда не смотрел на меня, и мне нечего от него ждать...

— И ты, несмотря ни на что, любишь его?

— О да, мадам!

— Какое невезение! Ты молода, восхитительна, умна, ты вышиваешь, как фея, и ты могла бы царить одновременно в доме и в сердце красивого юноши, которого полюбишь. А ты выбрала невозможное...

— Мы ведь не выбираем, мадам!

— Кому ты это говоришь! Слушай, если случится, что твоему тамплиеру — полагаю, он сейчас в бегах! — понадобится помощь, ты мне об этом непременно скажи. Я дам тебе... денег, чтобы подкупить, например, тюремщика, или пропуск… Мне бы так хотелось тебе помочь, — вскричала она в сердечном порыве, которые, хоть и были нечастыми, завоевали ей преданность многих людей из ее окружения, — мне бы так хотелось сделать тебя счастливой! Хотя бы тебя одну!