Книга Феликс Медведев. Козырная судьба легендарного интервьюера, библиофила, игрока - Ирина Вертинская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После того, как Феликс прорвался за границу, его, как горячего скакуна, остановить могла только трехметровая бетонная стена. Но таких стен, по счастью, не попадалось. Единственному в Европе физическому препятствию и символу «холодной войны» – Берлинской стене, разделившей когда-то единую Германию на два отдельных государства, оставалось уродовать немецкий ландшафт всего несколько месяцев.
Как-то, осенью 1990-го года, после лекции в одном из университетов тогда еще Западной Германии, Феликса пригласил в гости бывший соотечественник и бывший московский врач.
– А между прочим, – заявил хлебосольный хозяин, – есть человек, до которого ваша хваленая гласность не дошла!
– Какой человек? – тут же уцепился Феликс.
– Вы не могли не слышать о нем, – продолжал интриговать собеседник. – Именно Эдик «прорубил в Европу окно»! Да и не только в Европу…
– Эдик? – свел брови Феликс. – А полное имя?
– Эдуард Кузнецов! Тот самый! Помните?..
Конечно, Феликс не мог забыть самое громкое дело начала 70-х годов – группа советских диссидентов планировала захватить самолет и улететь в Израиль, а в случае неудачи привлечь внимание мировой общественности к нарушению прав человека в СССР. После их ареста газеты шумели: «Евреи-антисоветчики», «Самолетное дело», «Предатели Родины»… Осужденные получили длительные тюремные сроки, а двое – Эдуард Кузнецов и Михаил Дымшиц были приговорены к смертной казни.
Сейчас многим покажется нелепым, что за желание жить в другой стране могли расстрелять. Но именно так советская система наказывала «изменников» – отдельных взятых людей и целые народы. Тем же старым, проверенным способом, каким древние римляне и американские плантаторы наказывали беглых рабов. Тех, кто пытался отстоять право на выбор места жительства, таскали по психиатрическим больницам. Постоянным «пациентом» в этом смысле был сын Сергея Есенина, поэт и математик Александр Вольпин, который как-то сказал Феликсу в интервью, что период, когда свергли Хрущева, скромно именуемый «застоем», на самом деле был рецидивом сталинизма. Именно тогда началась вторая волна репрессий – против «вольнодумцев» Андрея Синявского, Юлия Даниэля, Александра Галича, Александра Солженицына, настаивавших на соблюдении прав человека, в том числе права на… выезд из СССР. Вольпин-Есенин рассказывал, что перед визитом в Москву президента США Ричарда Никсона активистов формирующегося правозащитного движения вызвали «куда следует». Там их «предупредили о недопустимости проведения антиобщественных акций», а особо «опасных», в том числе самого Вольпина-Есенина, под разными предлогами выслали из Москвы. Аресты и «беседы» носили настолько повсеместный характер, что несгибаемый Александр подготовил особую «Юридическую памятку для тех, кому предстоят допросы». Даже в разгар перестройки многие обычные люди не верили в то, что попытка переезда на ПМЖ в другую страну не будет караться тюрьмой. Весной 1988 года весь Советский Союз потряс вопиющий в своей бессмысленной жестокости случай с многодетной семьей Овечкиных, пытавшейся захватить самолет Ту-154 и улететь за границу… Несчастные не хотели жить в СССР и не видели для себя иного пути. Попытка Овечкиных избавиться от советского гражданства стоила жизни девятерым…
– Я всегда хотел уехать из страны, – заявил Эдуард Кузнецов Феликсу, немедленно примчавшемуся в Мюнхен, едва получив адрес. – Сознательно. Это было мечтой моего детства… Отчасти из-за этого я и стал с ранних лет антисоветчиком, – продолжал Кузнецов, – и в отличие от многих других я более категорично не приемлю советскую систему. Бескомпромиссно. Плюс ко всему этому я еще и сионист…
– Господин премьер-министр, выстрел, поразивший Ицхака Рабина, мог поразить и вас. Ведь вы стояли рядом с президентом. Вы боитесь за свою жизнь? – спросил журналист, начиная интервью.
– В Израиле почти всегда неспокойно, – ответил политик. – Убийце хотелось покончить с обоими… Что же, я предпочитаю умереть без страха.
Тель-Авив. С премьер-министром Израиля Шимоном Пересом после интервью
«Диссидентская» биография Эдуарда Кузнецова началась еще в школе, со случайного критического комментария по поводу венгерских событий 1956 года, когда попытка «вассала» вырваться из железных советских когтей была жестоко подавлена. Языкастого десятиклассника взяли на заметку, а дальше, как он сам выразился, – «пошло-поехало». Неоконченный университет, самиздат, аресты, тюрьмы – стандартная биография недовольных при тоталитаризме. Только цели иные. Кузнецов и «товарищи по борьбе» готовили покушение на Никиту Хрущева, чей волюнтаризм, по их мнению, ставил мир на грань ядерной катастрофы.
– Пацаны мы были, мальчишки, горячие, сумасшедшие, – качает головой Кузнецов. – Становились рабами своих слов и клятв. Талдычили мы какие-то марксистские тезисы, понимали цену терроризма, достаточно скептически ко всему относились. Так что во многом это была глупость, замешанная на юношеском максимализме, но с красивым подтекстом. Теперь-то мы понимаем, как далеко могут завести высокие порывы, экстремистский морализм…
Феликс слушал Кузнецова, почти не прерывая. Перед ним сидел человек-легенда. Громким судом, шумихой, высшей мерой и непомерными сроками власть пыталась остановить эмигрантские настроения, бродившие среди советской интеллигенции и запугать остальное население. За рубежом, во многом благодаря мужественному упорству Андрея Сахарова и Елены Боннэр, поднялась волна протеста против позорного процесса и несоразмерного вине наказания. Но когда самодержавие, во что бы оно ни рядилось, интересовалось мнением каких-то заграничных критиков?..
– Дело в том, что система помогает держаться, – рассказывал Эдуард. —
Она так глупо устроена, советская система, что она помогает вам держаться героем. Если ты устал, что со всеми случается, и готов от всего отказаться – «мне все надоело, я ухожу в личную жизнь», – как только в тебе это почувствует, она не скажет тебе, давай, уходи, она будет ломать тебя до конца. Она будет настаивать: «Ты должен у нас работать», то есть пытается тебя сломать… Возможности отойти в сторону они тебе не дают. И этим самым они помогают тебе держаться…
И положить бы Кузнецову и Дымшицу свои буйны головушки на плаху, если бы не предложение американцев поменять пару советских уголовников-диссидентов на советских же шпионов, как раз в тому времени раскрытых ЦРУ. За неделю до исполнения приговора Елена Боннэр, счастливая от того, что спасенные будут жить, отправила в тюрьму телеграмму…
Буквально в течение двух часов после освобождения изгнанный с территории СССР Эдуард Кузнецов глубоко, с огромным облегчением вздохнул – мечта сбылась! Началась другая жизнь – работа на радио «Свобода», в русской прессе в Германии и Израиле, в Интернационале сопротивления, вызволение из Афганистана советских солдат, решивших остаться на Западе, помощь им в обустройстве и ассимиляции…
