Книга Град Камен. Путешествие в Китеж - Николай Морохин

Вспоминаются, наверное, самые необычные свидетельства о событиях, происходивших вокруг Казани. Прошло больше 80 лет после ее взятия войсками Ивана Грозного, и в июле 1636 года здесь оказалось посольство немецкого голштинского курфюрста Фридриха. Оно следовало через Россию в Персию, чтобы заключить с ней торговые отношения. На борту корабля, который так и назывался «Фридрих», был замечательный ученый-энциклопедист Адам Олеарий – его пригласили участвовать в посольстве как советника. А в качестве врача дипломатов сопровождал Пауль Флеминг, который вошел в историю литературы как поэт, один из основоположников немецкого барокко.

Универсальный талант Олеария сохранил для нас картину средневекового Поволжья. Он владел многими языками, был наблюдательным этнографом и добросовестным историком, над которым не тяготел заказ правителя на очередную интерпретацию давно известных событий. Он был во многих вещах совершенно непредвзятым. Потому изданные после возвращения в Германию его записки о путешествии сегодня бесценны для тех, кто хочет знать, чем жила тогдашняя Россия. Ученый нарисовал, а затем перевел в гравюры виды каждого из городов, где оказался.

Всмотримся в его зарисовку Казани: это самое первое из ее изображений, лишенных условности средневековых иллюстраций. Казань спустя 80 лет после ее штурма – очень большой по тем временам, процветающий город.

Записки Олеария давно переведены на русский язык и опубликованы. Но так уж получилось, что некоторые тексты, как бы не относившиеся к основному содержанию записок, оказались оставлены без внимания.

В оригинале под гравюрой я нашел не опубликованные на русском языке стихи Пауля Флеминга – его впечатления о Казани. Олеарий украшал его поэтическими строчками некоторые страницы своих записок.

Пауль Флеминг, медик, сын пастора, писал на немецком и латыни. Он испытал влияние своего старшего современника Мартина Опица и сумел преодолеть сложившиеся средневековые стереотипы «ученой поэзии», отразить эпоху, в которую он жил.

Казань на гравюре Адама Олеария

А эпохой этой, по сути, была Тридцатилетняя война, страшная, беспорядочная, охватившая Европу от Испании до Польши. Она шла между католически и протестантски ориентированными государствами. И если другим странам просто, как любая война, принесла кровь и страдания, то Германию буквально разорвала пополам: князья, которые придерживались разных направлений христианства, разоряли и сжигали города своих же соотечественников, армии вели, с точки зрения поэта, бессмысленные сражения, убивали собратьев. В Германии, лежавшей в руинах, свирепствовала чума. Она унесла жизнь возлюбленной Флеминга. Поэт пришел к своему стилю – к гибкому ритму, естественной речевой интонации, живописной изобразительности. И главной темой его поэзии стали бедствия войны, произвол власти, которая готова жертвовать во имя своих интересов тысячами жизней. Трагическое соседствует в его лирике с горечью и сарказмом, с попытками уйти от своих же переживаний в некую созерцательность.

В России Флеминг он увидел другую жизнь, которая в то время была мирной, спокойной и так контрастировала с тем, что происходило в измученной Германии. В стихах о России поэт порой как бы сопоставляет судьбы народов и радуется тому, что есть страна, не пораженная бессмысленной войной, что люди могут здесь мирно трудиться.

Флеминг был надолго забыт как поэт в Германии. Его стихи вспомнили вдруг в годы гитлеровского фашизма: читатели нашли в них созвучие страданиям, которые он им принес.

Строчки Флеминга, написанные в Казани, выражают радость: на Волге наступил мир, воинственные правители низложены.

Я должен совершить сейчас определенноПочтительный поклон перед российским троном.Спускаясь по реке, мы прибыли в страну,Которая вела с Московией войну.Но пересилил царь опасного врагаИ здесь он держит власть – крепка его рука.На лицах у татар не вижу я усмешек.Страдания и кровь отомщены успешно.

Все ли правильно понял поэт? Вероятно, как человек средневековья, он не мыслил для себя завершения войны без «мести». Почувствовал ли он, что рядом с ним рождалась, становилась на ноги совершенно новая Россия? В ее недрах созревали незнакомые Европе начала, соединявшие людей.

И в Казани было очевидно, что русские ни после ее штурма, ни спустя десятилетия потом не сводили счеты с татарами за «татаро-монгольское иго» и походы Батыя. Причем ни власть, ни народ.

Не станем приписывать избыточного толстовского гуманизма средневековым людям и произносить заклинания об удивительной доброй славянской душе. Вероятно, причина была в другом. Все в Поволжье и в Москве в то время прекрасно понимали, что татары окрестностей Казани в общем-то никем особенно не приходятся татарам «нечестивого царя Батыйки».

Очевидно было то, что у русского царя не было такой задачи – захватить чужие земли, разграбить их, поработить народ. И даже принести на другие земли «свет истинной веры».

Иван Странный.

Просто так получилось, что ему надо было уничтожить осиное гнездо поволжских войн.

По-всякому с этими ханами пробовали: и так и этак. И одаривали. И воспитывали в Москве их молодежь, приближали к великокняжескому двору, давали в правление русские города – Каширу, Можайск. Грозились. А толку… Вот в начале XVI века они взяли и убили всех русских купцов на ярмарке рядом с Казанью – на Арском поле, там, где сейчас громоздится супергостиница «Корстон». А ведь надо бы соседям торговать, а не воевать. И снова ханы «ходили» на восточные земли, стравливали с русскими черемису.

Можно было, конечно, шепотом выражать недовольство. Мол, у самих и того нет, а этого не хватает, и тут прореха, а царь «жалует» татар, черемису, чувашей, мордву, вотяков. Зачем? Да лучше отобрать у них побольше всего – и заживем!

Но – не заживем. Не получится. Сам ход событий привел тогда к тому, что потребовалось свергнуть чужих воинственных правителей. И не пускать на престол новых – просто убрать этот престол, чтобы не было новой крови, новых смертей. Но стоит почувствовать себя на земле соседей захватчиками, престол этот немедленно воздвигнут снова. И все начнется сначала, причем обязательно будет еще хуже. Остается единственное – брать соседний народ под крыло. И делать так, чтобы крыло это было по возможности мягким и теплым.

Это была совершенно необыкновенная для Средневековья политика. И она в итоге сложила Россию. В ней почти за половину тысячелетия с тех пор не были уничтожены народы, языки, культуры. И в итоге удавалось улаживать конфликты, гасить ненависть, заставлять забывать обиды.

Нет, никаких иллюзий. Можно взяться за длинный список неприятных событий, которыми были омрачены отношения народов в Поволжье. Были, были эти события. Но во-первых, список всего того доброго, мирного, что состоялось здесь за эти века, составить просто не получится. Это выльется в неосуществимую, абсурдную по масштабу задачу. Во-вторых, составляя такие списки, всегда надо думать, чего же мы хотим добиться в итоге. Как можно изменить конфигурацию Поволжья, чтобы нам хорошо жилось в соседстве? Появятся ли свежие идеи, если мы примемся вспоминать забытые обиды, кем-то, да тем же Худяковым, добросовестно перечисленные в исторической литературе начала ХХ века? Ворошите беду – и к нам прилетят из прошлого Батыевы стрелы…