Книга Кризисы взрослой жизни. Книга о том, что можно быть счастливым и после юности - Ольга Хухлаева

«Мой муж не так давно вернулся из тюрьмы. Понятно, что после пережитого он стал жестче, агрессивнее. Но дело не в этом. С его возвращением сильно изменилась дочка. Она стала к людям по-другому относиться, с Лешей (это ее друг) жестоко себя ведет. Странно, но муж стал для нее каким-то эталоном, мужским идеалом. Ей нравится то, что мужчина умеет поставить всех на место. Из-за этого ее отношения с Лешей поменялись. Ведь он совсем другой, он очень добрый юноша». Ж., 41.

«Да, я часто бываю грубой. Но я всегда пытаюсь сдержаться, просто не всегда получается. Мне очень жалко мать, и я не хочу доставлять ей неприятности. Мне кажется, когда я начинаю орать, то становлюсь вылитый Столяров – мой отец. Я его ненавижу. Не хочу быть на него похожей. Меня просто бесит, что я его дочь в полном смысле этого слова, то есть даже веду себя как он. Когда я осознаю это, то сразу затыкаюсь». Девочка, 15 лет.

Родителям подростка, находящегося на этой стадии, необходимо понять, что только обратив внимание на себя и на свой образ жизни, можно помочь своему взрослеющему ребенку.

Завершением формирования у подростка целостного позитивного отношения к себе как к взрослому заканчивается процесс отделения подростка от семьи. К этому времени у родителей и выросшего ребенка должны установиться новые отношения – отношения, основанные не на принуждении, а на партнерстве.

«Для меня уже отпала необходимость отстаивать свои права. Теперь я только сообщаю родителям, что собираюсь делать, и они к этому адекватно относятся. Все чаще я теперь советуюсь именно с мамой. А семейные праздники уже не кажутся мне занудной необходимостью. Просто с моим мнением считаются. У меня спрашивают совета». Девочка, 17 лет.

Однако чаще всего процесс отделения затягивается на долгие годы и заканчивается лишь в молодости. А иногда «бои» продолжаются и далее, вызывая обиды и разочарования как у самих молодых людей, так и у их родителей.

«У меня в молодости были грандиозные планы: поступить в академию, реализоваться как профессионал. Но я только и делала, что сидела дома и воспитывала детей. А от них никакой благодарности. Дочке уже 21 год, и я устала с ней бороться. Приходит домой поздно. Всегда огрызается. Чтоб я так разговаривала со своими родителями!» Ж., 43.

Кризис отделения подростка от семьи часто вызывает у родителей много чувств и проблемных переживаний, влияя на их мироощущение и психологическое состояние.

Довольно часто у родителей возникает неосознанный страх перед подростковой субкультурой: их лексикой, модой, музыкой и т. п. Появление в жизненном пространстве взрослых нового и непривычного– слов, одежды, песен – ярко свидетельствует об их собственном старении и напоминает о конечности их жизни.

«Их музыка – полная чушь. Как можно это сутки напролет слушать?! И слов не разобрать. Вот у нас песни были другие: хорошие и добрые». Ж., 36 лет.

«Не знаю, но мне почему-то жаль, что не вернуть того розовощекого мальчугана, который гонял на велосипеде по двору. В последнее время чувствую, что старею рядом с ним: он такой молодой (17 лет), у него увлечения, которых я не понимаю. Но я рада, что он растет порядочным молодым человеком. Мы все-таки воспитали в нем чувство ответственности за свои поступки, привили ему нравственные идеалы». Ж., 38 лет.

Порой у родителей актуализируется ощущение собственной сексуальной неполноценности, особенно, если они не удовлетворены этой стороной своей жизни. Внешне это проявляется в резких агрессивных реакциях на проявления подростковой сексуальности.

«Ужас, как-то пришла домой пораньше, а там моя Ленка (16 лет) с парнем целуется. Ну, я их обоих вышвырнула. Как я могу терпеть распутство в собственном доме?! Мы такими не были. Мы даже когда спектакли в школе ставили, через платочек целовались. Все было как-то целомудренно, а теперь кругом разврат». Ж., 41.

Часто этот период совпадает с приближением кризиса середины жизни, сопровождающегося депрессивными настроениями. Родители, переживающие этот кризис особо остро, проецируют его на своего ребенка-подростка, приписывая последнему причины своего настроения. Таким образом, они просто своеобразно перекладывают на подростка ответственность за собственные эмоциональные трудности.

«Устала, ничего не радует. Как вол работаю. А от сына (15 лет) никакой благодарности. Не понимает, с каким трудом я его поднимаю. Из-за него из сил выбиваюсь». Ж., 39 лет.

Иногда на подростка родители проецируют свои нарушенные отношения с партнером. Чаще это случается, если ребенок напоминает его внешне или какими-либо чертами характера.

«Мама ругает меня постоянно, даже если я не виновата, а моих старших сестер – никогда. Мне кажется, что она меня не любит. Почему? Потому что я похожа на папу. Вот старшая Настя похожа на обоих родителей. Но больше всего мама любит среднюю Сашку, похожую на нее. А я напоминаю папу, и мама как будто винит меня в том, что его нет с нами». Девочка, 13 лет.

Подростки часто вызывают у родителей раздражение и гнев. Вернее, родители наконец-то позволяют себе проявлять свои агрессивные чувства. Дело в том, что, с одной стороны, в нашей культуре злиться на маленького ребенка считается неприличным, а по отношению к взрослым это нормально. С другой стороны, став подростком, ребенок перестает умилять и радовать своей «маленькостью». В его внешности пропадают детские черты, которые инстинктивно вызывают у взрослых желание защитить, прижать к себе, проявить нежность. Чем меньше ребенок, тем больше он привлекает внимание и умиляет окружающих. У подростка же последние внешние проявления детскости сходят на нет.

Однако появившееся у родителей не всегда осознанное чувство гнева может вызвать их эмоциональное отстранение от ребенка. Иногда это приводит к отчуждению самого подростка от родителей.

«Они оставляют мои проблемы только мне. Однажды я подслушала разговор своей матери с подругой по телефону… Она (мать) сказала, что я для нее обуза. В этот момент я хотела умереть, но в итоге ничего ей говорить не стала». Девочка, 16 лет.

* * *

Итак, период отделения подростка от семьи труден как для него, так и для окружающих. А существовал ли он ранее, в традиционной культуре?

Нет, поскольку в традиционной культуре детский и взрослый статусы были, как правило, четко разделены и точно определены, а переход от одного к другому происходил достаточно резко. Существовали обряды, оформляющие этот переход, получившие название обрядов инициации. Можно сказать, что инициации являлись своеобразными формами проверки – способен ли подросток выполнять необходимые данному обществу социальные функции взрослого человека?

В разных культурах обряды инициации сильно различались и по срокам проведения, и по форме, и по содержанию. Более того, инициация могла быть однократной или двукратной, когда ребенка сначала посвящали в юношеское состояние, а потом, с использованием уже других обрядов, – во взрослое. Однако структура инициационных обрядов была общей. В них всегда присутствовало первоначальное символическое лишение входящего в новую взрослую реальность человека признаков прежнего состояния, а затем наделение его новыми признаками. Практически во всех подростковых обрядах была задействована символика смерти (и нового рождения), а также символика сексуального и священного. Рассмотрим сначала специфику проявления этих таинств в инициациях мальчиков.