Книга Славянский мир Начальной летописи - Николай Барсов

Новгородские славяне, окраинное на северо-западе Восточной равнины славяно-русское население, которым мы оканчиваем обзор географии Начального летописца, менее других славяно-русских ветвей было известно летописи, возникшей в Южном Поднепровье, хотя исходным пунктом ее в изложении событий и послужило чисто новгородское сказание о призвании Руси. Географические сведения, сообщаемые им об этом крае, ограничиваются почти одним только именем славян, указанием на их сродство с другими славянскими племенами и на их расселения по Ильменю. Они пополняются немногими известиями, которые представляют за время, обнимаемое Начальной летописью, местные новгородские летописи. Между тем разъяснение географии новгородских славян именно в эту древнюю эпоху должно иметь важное значение в русской исторической науке, ибо с ним связаны разъяснения вопросов о ходе славяно-русской колонизации на инородческом северо-востоке и о северных пределах Русского государства в первые два века его существования. Нет сомнения, что вся ветвь новгородских славян есть не что иное, как древнейшие переселенцы из славянского Поднепровья в южную часть Озерной области, вытеснившие первоначальное инородческое население. Это указывается отчасти затемненными и искаженными преданиями XVI–XVII веков о водворении русского населения в Ильменском крае[260], но более всего непреложным свидетельством географической номенклатуры его, в которой славянство является населением не первоначальным, но пришлым и позднейшим, заступившим место первобытного инородческого (финского) населения. Благодаря выгодам положения переселенцы не только утвердились и окрепили во вновь занятой ими области, но, пользуясь удобствами водных путей, с глубокой древности стали проникать на северо-восток, в область, простирающуюся от Волхова, Мсты и Верхнего Поволжья до Волока, подчиняя себе туземную чудь (емь, весь и мерю) или же оттесняя ее в Заволочье, где также они не замедлили стать твердой ногой.

Рука об руку с таким этнографическим распространением новгородского славянства шло распространение новгородских владений, ибо Новгород никогда не терял из виду своих переселенцев, которые имели постоянную и сильную поддержку в военной деятельности своих князей и дружин. Относительно колонизации Поволжского края, прилегавшего к старославянским землям кривичей и вятичей, такая деятельность Новгорода продолжалась до образования Русского государства, когда на вновь колонизованных землях возникли свои административно-политические центры (Ростов, Суздаль, Белоозеро, Муром) и Новгород не мог уже удержать над ним свое главенство. Таким образом, где в Озерной области находились самые ранние и наиболее сплошные поселения славян, сложившиеся под влиянием Новгорода в отдельную землю новгородских славян, какими путями шли из нее дальнейшие выселения в инородческие земли и каких пределов к концу XI и началу XII века достигли эти расселения, а с ними и Новгородская область – вот вопросы, которые представляются на первом плане в исторической географии Древнего Новгорода и которые, за недостатком письменных источников, могут быть обстоятельно разрешены только путем филологического изучения географической номенклатуры древней Новгородской области и местных археологических исследований остатков древнейших поселений, которые сохранились там до нашего времени.

Не принимая на себя решения этих вопросов, тем не менее мы считаем нелишним представить здесь несколько данных, которые, скорее всего, могли быть замечены при чтении топографических карт древнего Новгородского края, и соображений, к которым приводят древнейшие письменные памятники новгородской географии, именно «Устав о мостех», приписываемый не без основания Ярославу, и «Уставная грамота Новгородского князя Святослава Ольговича». Из них первая проливает свет на распространенность новгородских волостей в половине XI века, а вторая дает точные указания на владения Новгорода в первой половине XII века (1137 год), тем самым предоставляя основания для определения их к концу эпохи, обнимаемой Начальной летописью. При чтении специальных топографических карт древнего Новгородского края нельзя не заметить, что географические названия чисто славянского происхождения господствуют только на южной окраине его, в той части Озерной области, которая непосредственно примыкает к Оковскому Лесу и Верхнему Подвинью, искони заселенным кривичами. Эту область можно ограничить Шелонью (на северо-западе) и Мстой (на северо-востоке), то есть полостью Ловати. Но вместе с тем нельзя не видеть также, что славянство уже не было в ней первобытным населением, что оно водворилось здесь на инородческой основе. Довольно ясные указания на это представляются в инородческих названиях некоторых местностей означенной области, хотя они и встречаются в незначительном количестве. Самое название Ловати звучит как будто не по-славянски. Несомненно инородческого происхождения наименования села Еглина на северо-западе от Валдая, Тухоли к северу от него же, Усть-Волми (ср. Волмино урочище в Новгородской области 1192–1207 годов; Дополнение к актам истории… Т. I. № 8) и др.; к югу от Ильменя – Мелечи к северу от Демянска на реке Лиговке (ср. Мелеча, 1265 год; Собрание государственных грамот и договоров. Т. I), Меглина, Моревы (1220 год), рек Шулеги близ Холма, Севеги, Ямна, Ерзовки, Яски, Егольской, Скугры и др. С другой стороны, большая часть славянских местных названий, даже названий хорографических (живых урочищ), которые должны принадлежать к древнейшим, отзываются или позднейшим происхождением, или даже переводом первоначальных инородческих наименований. К последним относятся реки, ручьи и озера Черные, Волчьи, Белые, Глыбокие, Безымянные, Березовые и др. Близ озера Полиста есть озеро Чудское и невдалеке от него Русское. К северу от Шелони и Мсты начинается область сравнительно позднейших расселений славян на инородческой почве (см. выше о води), которая главным образом пролегает в полости Волхова, славянское название которого поражает своей оригинальностью и связью с древнейшими мифологическими представлениями славян. Но его притоки представляют пеструю связь инородческих и славянских наименований, причем первые начинают преобладать вниз по его течению (с левой стороны Пидьба, Еглинка, Дыменка, Глубочка со Смотрухой и Ледянкой, Полисть с Глушицей и Дубном, Кересть, Тигода с Равинью, Чагодой, Перестержем и др., Оломна и т. д. С правой – Вишера, Осьма, Дупна, Выбро, Соснинка с Виткой, Оскуя с Обуйкой, Лебенью, Медведовом, Осинкой, Колпинкой, Ингорем). Ниже вливающиеся мелкие ручьи носят славянские названия Бродни, Сестры, Жупанки (карты Шуберта № 8 и 13). На северо-западе славянские расселения могли проникать в область Луги и Оредежи, низовья которых были заняты водью, а на северо-востоке они еще в начале XII века едва начали заходить за южные побережья Ладоги (Невоозера) и Свиры. И здесь, и там колонизационное движение новгородцев встречало сильный отпор со стороны наиболее устойчивых финских племен (западной чуди, води и еми). Но тем с большей силой оно должно было направляться на северо-восток, в Поволжскую область и на волок, чему способствовало самое удобство водных путей сообщения (Моложский и Мстинские пути; глава I). Уже с глубокой древности новгородские славяне должны были занять северо-западную часть Поволожья от Меты, через Тверцу до Верхней Мологи, где они являются прочно установившимися в XI веке. В Бежецкой области (пятине), непосредственно зависевшей от Новгорода, должно было быть сплошное, по крайней мере, безусловно преобладающее славянское население. Отсюда и через эту область поселения новгородских славян должны были распространиться в земли веси до Белоозера (на северо-востоке), захватывая северные расселения мери и, может быть, достигая на крайнем востоке, по течению Клязьмы (через Нерль; глава I) муромских земель. В первых известиях Начальной летописи Белоозеро является чисто новгородской колонией. Летописец говорит, по преданию, что на Белоозере была когда-то весь. Но по тому же летописному преданию, весь не участвует в первых событиях, сопровождавших основание Русского государства. Ее не видно ни в числе племен, завоеванных и обложенных данью варягами, ни в числе призвавших Русь из замория, а между тем один из призванных братьев-князей садится в Белоозере[261]. В XI веке, когда под влиянием княжеской власти Белоозеро уже начинает терять связь с Новгородом и тяготеет к Ростову, все-таки оно является независимым от южнорусских князей, взимавших тогда дань с Поволжья, что также дает основание предполагать и в это еще время связь его с Новгородом. Впрочем, надо думать, что по численности населения славянский элемент был тогда довольно слаб и усилился только в христианскую эпоху исторической жизни этого края. Значительнейшие притоки реки Чагоды (Чагодощи) и соединенные с ней озера носят названия неславянские. Инородческим происхождением отзываются также названия второстепенных рек, тогда как славянские имена если и встречаются в названиях населенных мест, то большинство их, несомненно, позднейшего происхождения – или от христианских личных имен (Василева, Кузмина и Максимова Горки, Игнатов Конец, Тереховы, Лукины, Митины, Савинские, Фетисовы, Алексины, Михайловы и пр.), или от приходских церквей (Рождественские, Преображенские, Покровские, Никольские, Спасские, Св. Прасковьи Великомученицы к югу от Кириллова и др.). Так что славянские наименования, в которых можно подозревать древнейшее происхождение, представляются почти исключениями. Таковы, между прочим, на пространстве между Оятью, Чагодой, Белоозером и Шексной: Ярославичи на Ояти, Надпорожье (ср. Напрези у Константина Багрянородного) на Коцше, Радгощ на реке Леди и близ него Святозеро, Волосово в восточном углу Кирилловского уезда между реками Судой и Колпью; южнее его уже упомянутые нами Железные Ворота; ручей, с правой стороны вливающийся в Чагоду; озеро Городня вблизи (к юго-западу) от слияния Суды с Шексной. По Шексне почти вовсе не заметно старославянских географических названий, за исключением, может быть, реки Славянки и села Волокословинского. Ясно, что на Белоозере, то есть в области, расположенной по течению Шексны (Пошехонье), по крайней мере в языческие времена славянство не было еще сплошным населением, хотя название Белозерцев, которым характеризует его Начальная летопись в изложении событий половины XI века, указывает на то, что тогда оно преобладало уже над финскими инородцами. Названия речки Словянки, впадающей в Шексну вместе с Мломой, несколько выше Сизмы, и находящегося в верховьях ее села Волокословинского (см. главу I), а также села Славянки (несколько ниже Волокословинского) могут сохранять память о древнейших выселенцах в этот край из земли новгородских славян. Отметим также ручей Ильмень, через Ратцу вливающийся в Пес, несколько выше Леди, и озеро Ильменское верстах в семи к востоку от устья Суды, которых имена также дают некоторое основание сближать население Белоозера с населением новгородского Ильменя. Более сплошными массами новгородские славяне могли распространиться за правый берег Волги в инородческие земли мери и муромы, где их колонии смешивались и перепутывались с выселенцами из Поднепровья и Верхнего Поволжья. Еще в XII–XIII веках область по Ламе, правому притоку Волги, с городом Волоком непосредственно принадлежала Новгороду и могла быть приобретена для него древнейшими переселенцами из поильменского славянства. Есть мнение, что самая Москва возникла на старинных новгородских землях[262]. Далее на восток область мери и муромы, то есть край, ограниченный с севера излучиной Волги от Ламы и Шошы до Костромы, с востока Нерлью, с юга Москвой и Клязьмой, является в первых известиях летописи не только в тесной связи с Новгородом, но и в зависимости от него. Вместе с Новгородом меря подпадает под власть завоевателей-варягов, и, по изгнании их, признанные Новгородом князья обладают Ростовом и Муромом (Лавр., с. 9). Эта связь и зависимость может быть объяснена только ранним наплывом в означенных краях новгородских переселенцев. С другой стороны, как мы уже видели, меря известна летописи только в первое пятидесятилетие нашей истории. Но и тогда, подобно родственным ей веси и муроме, она ничем не обнаруживает самостоятельности. Вслед за тем самое имя ее исчезает, и область, занятая ею первоначально, обозначается названием Ростовской и Суздальской земель. Эта перемена не могла быть случайна. Она указывает на полное перерождение населения, на окончательное торжество славянства в этом первоначально финском крае, а такое перерождение, конечно, не могло бы совершиться в столь короткое время, если бы оно не подготовлялось издавна колонизационным движением славян. В теперешней географической номенклатуре отмеченного края встречаются названия, которые указывают, с одной стороны, на распространение в нем славянского населения еще в языческую эпоху, с другой – на его родство с ильменскими славянами[263].