Книга Кто за главного? Свобода воли с точки зрения нейробиологии - Майкл Газзанига
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обретение гибкости — не благодаря йоге
Есть два биологических механизма, которые могут вызывать эффект Болдуина, — генетическая ассимиляция и конструирование экологических ниш. Крубитцер и Каас объясняют первый феномен так:
Определенная фенотипическая особенность, оптимальная для данной среды, может за несколько поколений закрепиться в геноме, поскольку обеспечивает преимущество при отборе тем особям, которые демонстрируют этот оптимальный признак и высокую корреляцию между генотипом и фенотипом. Затем эта особенность проявляется даже в отсутствие воздействий среды, исходно ее породивших. Этот процесс, называемый генетической ассимиляцией, объясняет, как модификации фенотипа, зависящие от условий, попадают под генетический контроль и становятся частью эволюционного процесса.
Другой биологический механизм — конструирование экологических ниш27. Спрятанный у всех на виду, до недавнего времени он не принимался во внимание эволюционной теорией. Джон Одлинг-Сми, Кевин Лаланд и Маркус Фельдман пытаются это изменить:
Организмы своим метаболизмом, действиями и выбором определяют и частично создают собственные ниши, а также могут частично их разрушать. Этот процесс изменения организмами среды обитания называют конструированием экологических ниш. Он постепенно модифицирует как биотические, так и абиотические факторы естественного отбора и тем самым образует такие формы обратной связи, которые меняют динамику эволюционного процесса28.
Наглядные примеры конструирования ниш — кораллы и построенные ими рифы, бобры и их плотины, а также ваш покорный слуга Homo sapiens и Париж.
Оба биологических механизма, по всей видимости, задействуют такую обратную связь, которая может вносить изменения в эволюционный процесс. Главная идея, лежащая в основе эффекта Болдуина, в том, что иногда как на направление, так и на скорость эволюционного изменения под действием естественного отбора может повлиять поведение, приобретенное в результате научения.
Если задуматься о том, что происходило последние двенадцать тысяч лет, мы увидим не стабильную среду, а меняющуюся, такую, в которой пластичность повышала бы шансы на выживание. Менялся не только ландшафт, по мере того как отступали ледники, но также и образ жизни, плотность населения и социальная организация. Возникает вопрос: могли ли усиливающиеся социальные взаимодействия каким-то образом сказаться на нашей эволюции? Дэвид Папино высказал интересную мысль:
Мне всегда казалось очевидным, что есть по крайней мере один случай, когда он [эффект Болдуина] действует, — а именно при социальном усвоении сложных поведенческих особенностей. Пусть некая сложная поведенческая черта X приобретается в результате социального научения — человек учится X от других, так как у него нет никакого шанса приобрести ее самостоятельно. Тогда это создает давление отбора на гены, которые помогают человеку лучше осваивать X. Но такие гены не имели бы никакого преимущества при отборе, если бы прежде не существовало культуры, в которой нужна X, поскольку эти условия, по сути, необходимы для того, чтобы человек обучился X. В конечном счете не было бы никакого преимущества для гена, который позволяет лучше усваивать X благодаря другим людям, без этих самых других, от которых можно научиться X. Значит, это похоже на эффект Болдуина: гены для усвоения X отбираются ровно потому, что ранее X усваивали посредством социального научения. Социальное научение особым образом связано с эффектом Болдуина, поскольку склонно запускать оба этих механизма [генетическую ассимиляцию и конструирование экологических ниш]. Если присутствует социальное научение, скорее всего, можно найти примеры, когда конструирование ниш и генетическая ассимиляция работают в одном направлении, а значит, создают сильное эволюционное давление.
Идея в том, что, как только люди объединились в группы, они попали в социальный мир. Кто лучше соответствовал возникшим социальным нормам и практикам, стал более успешным, выжил и оставил потомство. Такие индивиды были отобраны, в соответствии с принципом нисходящей причинности, средой, в том числе социальной.
Сложные социальные системы существуют и у других видов, и ключ к разгадке того, как возникла наша, можно искать, наблюдая за такими животными. Например, Джессика Флэк доказала, что у обезьян есть полиция29! Эти стражи порядка важны для сплочения социальной группы в единое целое. Они не только пресекают или сглаживают конфликты, но и своим присутствием предотвращают их возникновение и распространение и содействуют активным положительным социальным взаимодействиям между членами группы. Если на время удалить из стаи макаков, несущих полицейскую службу, конфликты усиливаются. Точно как в человеческом обществе: когда рядом полицейский, в барах меньше драк; а на дорогах лихачи сбрасывают скорость. Результаты Флэк предполагают, что присутствие под рукой полицейского “влияет на масштабную социальную организацию и увеличивает степень социальной сплоченности и интеграции, что иначе было бы невозможно”30. Сеть социальных связей макаков больше, чем просто сумма ее частей. Группа макаков, в зависимости от организованности отдельных особей, может способствовать или развитию гармоничного продуктивного сообщества, или разделению на обособленные нестабильные клики.
Интересен, особенно для наших целей, вывод исследовательницы:
Это означает, что структура власти, делая возможным эффективное урегулирование конфликтов, влияет на структуру системы социальных взаимоотношений, а потому воздействует по каналу обратной связи на уровень отдельных особей и ограничивает индивидуальное поведение. Социальная организация свинохвостых макаков — не побочное явление, а причинная структура, которая как регулирует индивидуальные взаимодействия, так и сама регулируется ими.
Социальная группа ограничивает индивидуальное поведение, а оно определяет тип формирующейся социальной группы. Это подтверждает идею о том, что индивидуальное поведение — не исключительно продукт отдельного детерминированного мозга, на него также влияет социальная группа.
Брайан Хэар и Майкл Томаселло, согласно своей гипотезе об эмоциональной реактивности, предположили, что ограничение индивидуального поведения в итоге привело к генетическим изменениям. Шимпанзе — животные, не склонные к кооперации. Они сотрудничают лишь в отдельных ситуациях конкуренции и только с определенными особями. Это резко отличает их от людей, которые охотно взаимодействуют друг с другом. В противном случае как бы люди смогли построить пирамиды или римские акведуки? Хэар и Томаселло считают, что на социальное поведение шимпанзе накладывает ограничения их темперамент, а для более сложных форм социального мышления нужен темперамент, как у человека. Чтобы достичь того уровня кооперации, который необходим для жизни в больших социальных группах, людям пришлось стать менее агрессивными и менее склонными к соперничеству. Хэар и Томаселло полагают, что людям пришлось подвергнуться процессу самоодомашнивания, при котором слишком агрессивных или своевластных индивидов группа либо изгоняла, либо убивала. Соответственно, генофонд изменился, что привело к отбору систем, контролирующих (а именно подавляющих) эмоциональную реактивность, например агрессию. (Позже мы увидим, что уже обнаружена область префронтальной коры правого полушария, которая подавляет эгоистичное поведение.) Социальная группа ограничивала поведение своих членов, что в конечном счете повлияло на геном.
