Книга Смытые волной - Ольга Приходченко

Она, как всегда, права: еще два года – и в тридцатник упрешься. А там все, дело швах, следующее поколение подрастает. И оно ведь тоже в погоню устремится. Возраст женщины выдают ее глаза, наверное, они у меня уже без прежнего юношеского блеска, постепенно тускнеют. Тем более надо опасаться этого следующего поколения. Это неверно, что только за юбками бегают, за брюками тоже еще как носятся.

Мы уже было собрались к автобусу, которому надоело нас ждать и он непрерывно бибикал, как залетела секретарша и зазвала меня срочно к директору.

– Скажи, меня уже нет, уехала.

– Не выйдет. Ольга Иосифовна, он как услышал гудок автобуса, так и приказал: задержи автобус, а вас обязательно вернуть.

Зачем-то вы срочно понадобились. Проходная тоже предупреждена.

– Лиль, придержи автобус, я быстро.

– Да ты что, эти жабы визжать будут. Бабье сучье всех ненавидит, с говном всех смешивают.

– И меня тоже?

– А ты что, святая? Всех подряд матом обкладывают. Поблядушки мы у них все.

– Они еще меня не знают, я им обложу, глаза из орбит повылазят. Сволочи неблагодарные. Премии постоянно им выписываем, провинятся – не лишаем, живи не хочу! Задержи автобус, пусть только попробуют вякнуть, сама с ними разберусь.

– А тебе это надо, с ними связываться? Побереги силенок, для дивана сгодятся…

А что ж ты, Лилька, сама свой диван так до сих пор и не собрала. Какая умница, добрячка, услужливая, заботливая, какой прекрасной женой могла бы быть – но не сложилось, жаль подругу. И у Милки, ее родной сестры, не сложилось. Судьба играет человеком, но человек, к сожалению, не всегда ее хозяин, не все зависит от него, порой обстоятельства превыше нас. С другой стороны, и прошляпить ее легко, если относиться, извините за тавтологию, легкомысленно, оставляя все на завтра. Светлого завтра может и настать. На кого пенять в таком случае? Только на себя. На бога, как говорится, надейся, а сам не плошай. Не Лилька ли с Милой и я со своей Алкой из этой людской категории неудачниц? Впрочем, у меня есть возможность вырваться на свет в конце длиннющего тоннеля – Саша Чадаев.

– Олька, смотри, какая-то зараза запоздалая прется, – оторвала меня от грустных мыслей моя верная заместительница, – предпраздничный визит наносит. Почему не предупредили, мы бы оркестр заказали.

Звук приближающегося легкового автомобиля заглушало рычание автобуса и душераздирающий крик:

– Где вы там, е… вашу мать, барыни какие, сколько можно ждать.

– Иду, – Лилька выглянула в окно. – Я, Оля, пошла. Говорила тебе: согласишься на начальство, так считай, в рабство по полной программе подзалетишь. Не дай бог еще вляпаешься в их партию, лучше сразу прямо в кучу дерьма. От него хоть отмыться можно.

Лилька, плавно неся свое массивное упитанное тело, мелкими шажками засеменила к автобусу; я лишь слышала, как, подойдя к нему, она громко завопила:

– Кто это мою маму хотел поиметь? Твой хахаль тщедушный? Чем? У него огуречик обоссанный давно повис, бесполезно болтается меж ног.

– Ох, Лилька, молодец, никому спуску не дает, – рассмеялась я и отправилась к директору.

Подруга была права: две черные «Волги» дрейфовали по нашу душу. Тяжелая райкомовская артиллерия нагрянула. Неужели опять пристанут с корректировкой плана, им для отчета своему горкомовскому начальству большие объемы нужны, так пусть сами приписывают; я же им еще в прошлый раз сказала, что родное государство и правительство ни за какие коврижки обманывать не стану. И в партию пусть не зовут, не мое это, хватит с меня пионеров и комсомола, да еще и октябрятства (едва не произнесла – октяб…ятства). Они чуть не усрались, немая сцена была, как в «Ревизоре».

На этот раз все обстояло иначе. Райкомовская артиллерия палила из всех орудий благодарность базе за ударную работу. У директора отлегло на сердце, он весь расцвел, распустился в улыбке, будто цветочный; он-то думал, сейчас устроят головомойку и навешают очередных пендалей (чуть не вырвалось – пи…ей). Но обошлось, даже не заикнулись, что хорошо бы чем-нибудь поживиться.

– Мы не будем вас задерживать. С праздником! – первым поднялся из-за стола главный райкомовец.

«Осенняя пора, очей очарованье» – только в Пушкинских стихах, пожалуй, и осталось это очарованье. Приезжаешь в контору в потемках и отваливаешь затемно. Сашка к десяти подойдет, успею. Как хорошо мне было, тихо и спокойно, пока Швецы меня с ним не познакомили. А теперь испытываю какое-то волнение. Как оно дальше будет? Что меня ждет? Не хочу больше страдать, мучиться. Сумбур в голове. Я в принципе одна привыкла, меня даже тяготят уже ежедневные променады.

– Ольга Иосифовна, вы немного припоздали и уж нас извиняйте, что без вас начали обсуждать сложившуюся проблему, – директор был явно не в духе. – Для закладки, выясняется, свежей капусты-то нет. Пятнадцатое ноября – срок, а поставщики подводят, в хозяйствах пусто. И как быть? Вот товарищи с тревогой и приехали.

Этим товарищам, как всегда хочется план выполнить и перевыполнить досрочно к очередной годовщине Великого Октября. Желательно к самому седьмому. А мы им так подосрали, вместе с хозяйствами Одесской области. Не уродилась капуста, нет ее и взять негде.

– Может, не квасить ее сейчас, а после пятнадцатого заквасим?

– А нам ее уже квасят, прямо у поставщиков.

– Как это?

– Очень просто. Дожди уже пошли, капусту рубят студенты и солдаты, мокрую со всеми листьями, предполагаю, в кузов машин закидывают, потом еще шлангами доливают.

– Что вы несете? Зачем людей бездоказанно обвинять?

– А мне не надо ничего доказывать; я каждое утро проезжаю мимо самосвалов, а из-под них вода течет, как из душа шарко. Сходите на весовую, полюбуйтесь, там море разливанное, целое озеро Рица. Качество какое будет через пару месяцев? Сначала на улице поваляются, потом еще время на перевозку. Денежки на ветер, коту под хвост.

– Что вы предлагаете? – строго, в упор пронзил меня своим вопросом один из кураторов. – Чтобы нам из-за вас пинка под зад дали, и мы кубарем лететь из партии, которая вам так ненавистна. А для нас она – рулевой, мы все ее бойцы.

– Вы точно не боец, а генерал, – съязвила я. – И кто вам сказал, что ваша партия мне ненавистна, она просто меня не касается. Я свободу люблю, не выношу, когда все по указке, по приказу. Нельзя такую капусту все скопом закладывать, что-то на закваску пустить, попробовать здесь сделать план; свежую, сколько хватит контейнеров, затарим, почистим, укроем. А остальное, гниль, за городом на свалку, нечего отходы сюда везти. Ну, не уродилась в этом году капуста, что поделать, природе не прикажешь. А так все превратим в говно, и кто тогда примет его на ответственное хранение? Чтобы весной виноватым оказаться, и тюряга по нему плакала.

Директора скривило, ему так хотелось угодить кураторам, но, видимо, я нарушила это его подобострастное состояние.