Книга Корона за холодное серебро - Алекс Маршалл

Марото полагал, что услышанное ее напугает и заставит заткнуться, но не тут-то было.

– Значит, ты говоришь, что сами по себе демоны – не животные, а нечто… неощутимое, неуловимое, что каким-то образом входит в нормальное существо, получает контроль над его телом и в этом теле вольно творить, что пожелает. Правильно?

– Я что, так и сказал? Ладно, это только половина. Плоть, которую они носят, дает им свободу перемещаться по всему миру, да, но также она становится их тюрьмой: демон заперт внутри того животного, которое было поблизости, когда его впервые призвали.

Пурна вынула сигару из плотно сжатых губ и задумчиво постучала по ней.

– Ты знаком с ранипутрийской медициной? С теорией заразных болезней?

– Да, конечно. – За годы больших и малых войн во всех доминионах Марото зашивали, мазали ароматными кремами и даже ставили стеклянные банки, но это было как-то мимо темы. – Ты вообще слушала?

– Болезни могут быть такими же – вот как ты описал демона. Что-то невидимое, что проникает в тебя и захватывает изнутри. Влияет на все твои органы, включая мозг, но не случайно, а намеренно. Это интригует: думать о какой-нибудь чуме как о живом существе, а не гневе Падшей Матери или Королей Курганов и всем таком прочем. Это имеет смысл, особенно если вспомнить, как болезни распространяются среди населения и путешествуют из одной страны в другую по торговым путям.

– Почти в точку! – сказал Марото, слишком хорошо помнивший гнусного до тошноты Хортрэпова демона, Чахотуна. Даром что видел это существо воочию только раз, и то мельком, когда Кобальтовый отряд связывал демонов и получил смутное представление об их истинном облике, перед тем как они вошли в приготовленные смертные сосуды. – Демон может поселиться даже в реснице бабочки. Помнишь Хортрэпа Хватальщика, Третьего Негодяя из песен? Своего демона, такого маленького, что и не разглядишь, он держал в бутылке, а когда выпускал, эта тварь несла смерть, и даже нечто похуже смерти, любому, кто ее вдыхал. Подлейшим из подлых был тот демон.

– Видишь? – кивнула Пурна. – Ты только что подтвердил мою мысль. Демон – это просто название для животного, природу которого не понимают, как не понимают природу иной болезни. Демоны не приходят ни из каких подземных адов, у них нет мистической силы, они не могут предсказывать будущее или исполнять желания.

– Ты ошибаешься, – сказал Марото, для которого прелесть просвещения непросвещенных уже несколько поблекла. Он видел демонов собственными глазами, держал одного при себе больше двух десятков лет, а эта щениха думает, что может говорить с ним свысока? – Демоны реальны, и они могущественнее, чем может вообразить дитя вроде тебя.

– И ты знаешь, потому что сам связал одного такого? Так говорит песня: ты выследил его и…

– Я тебе сказал, мы их не искали. Я глуп, но не безумен. Они сами на нас вышли. Таскались за нами с одного поля боя на другое. Кормились.

– Как львы, которые следуют за стаей гиен и отбивают у них добычу?

– Ничего подобного, – возразил Марото, и выпивка забурлила у него в животе от воспоминания. – Они ели не плоть, что-то другое. Боль, злость, страх… Я слышал много теорий, но мне не нравится об этом задумываться. Они не просто кормились мертвыми и умирающими, Пурна, они питались нами. Когда мы сели праздновать очередную победу, они подкрались в тени и вволю напились из наших черных сердец. Если бы наш колдун их не засек, мы бы даже не узнали, что они рядом. Но Хортрэп знал, ад его побери, – может быть, он их и вызвал. Они были невидимы, скрыты, пока мы их не связали.

– Как вы это сделали?

– Не важно, – отрезал Марото.

Сигара вдруг расплылась дегтем у него во рту. Он никогда, ни за что не заговорил бы о случившемся в ночь ритуала, но даже спустя все эти годы то, что он увидел – что сделал, – мучило его злее, чем любой демон. Как они позволили Хортрэпу подбить их на такое? Или это София первая предложила – еще один адски опасный маневр синеволосой генеральши, столь безжалостной, что даже собственные войска прозвали ее Холодным Кобальтом? Из-за всего, что случилось дальше, подготовка ритуала большей частью выпала из памяти Марото.

– Значит, вы связали демонов, – сказала Пурна. – Вообще-то, я много читала о таких делах.

– Да ну? – Что, если девица вдруг окажется любительницей демонологии?

Покосившись на ее ярко-розовый воротничок и шартрезовое платье с медными пайетками в форме сердечек, Марото решил, что это маловероятно. Не напрочь невозможно, но вряд ли.

– Да-да-да. Но разве главная цель связывания не в том, чтобы заставить демона сделать то, чего ты хочешь? Привести тебя к давно забытому кладу, или написать формулу превращения углей в алмазы… или исполнить твои желания?

– Он исполняет твое желание, только если ты его отпускаешь, – тихо ответил Марото. – Иначе здорово злится на того, кто его связал. Но поскольку я подозреваю, что у демона, чей хозяин умирает, не освободив его, дела становятся совсем плохи, эти твари изо всех сил стараются защищать тебя от всякого вреда, даже если ненавидят. Как им это удается, я не представляю, но определенно не естественным образом – я видел, как клинки, направленные в мою шею, внезапно отлетали в сторону, а кру́жки с отравленным элем вскипали, когда я собирался отхлебнуть.

– А твой демон, которого ты связал, – он какой? – Теперь голос Пурны звучал вполне уважительно. – Болезнь, как у этого Хортрэпа, с которым вы вместе воевали? Песни в этом вообще не совпадают.

– Крохобор, – ответил Марото с улыбкой, почти ощущая, как демон возится на плече и обнюхивает чересчур отросшие волосы там, где когда-то была модная стрижка, – тогда даже было не лень поддерживать прическу. Демон любил, щекотно перебирая лапками, заползать туда, где София выбривала на виске Марото стильную «М». – Серая крыса. На удивление небольшая.

– А можно на него посмотреть?

– Я его отпустил, – ответил Марото, чрезвычайно ярко вспомнив тот ужас, который испытал, придя в себя и обнаружив, что освободил демона. Оползающие черные стены ущелья, где они ехали, могли сойти за любую ужальню, в которой Марото когда-либо валялся, слишком обдолбанный, чтобы сползти с койки даже под страхом сумасшествия. – Давным-давно.

– Значит, ты освободил своего демона.

– Я же сказал. – Марото отбросил сигару, хотя в ней еще оставалось предостаточно тубака. Мерзкая, словно вкус его воспоминаний, это была горечь всех незабытых и незабываемых провалов, которые просочились в кончик, отравив аромат: вместо девичьего блеска для губ или крепкого тубака сигара отдавала выдохшимися шершневыми токсинами, струйкой текшими из его распухших губ тем утром после загула.

– Теперь ты понимаешь, почему я скептически отношусь к идее, что демоны могут обладать какими-то реальными сверхъестественными силами? – спросила Пурна.

– Нет, – угрюмо ответил Марото. – Ты даже не спросила, чего я пожелал.

– Если только это не было желанием оказаться настолько сломленным и отчаявшимся, чтобы согласиться на дерьмовую работенку провести презираемых людей через местность, которую ненавидишь, – то я не могу представить, что твой маленький демон подчинился. Ты не похож на человека, который может променять единственное в жизни желание на что-нибудь вроде идеального бутерброда, поэтому вот тебе и доказательство – согласись, что, если бы твое заветное желание исполнили, ты бы не находился сейчас в таком прискорбном положении.