Книга Безмятежное зло - Яна Розова

Илья слышал и видел, что окружающие как раз наоборот – жалеют его и братьев, а Мирончук-старший для них чуть ли не соучастник преступлений жены. Но Илья к себе и братьям жалости не испытывал. Они дети, у них – вся жизнь впереди, а вот папа уже не может начать все заново.

Но и мать не следовало осуждать. Так объяснил ему отец, когда стало ясно, что мама пойдет в тюрьму, так Илья объяснял братьям: мама виновата, она хотела заработать для нас с вами много денег, но нашла неправильный путь заработка и поэтому должна ответить за свою ошибку. Конечно же, Илье не хватало мамы, а Степка с Данькой иногда по ночам ревели в своих постелях, но старший брат тактично делал вид, будто ничего не замечает – они вырастут и научатся сдерживать слезы. Мужское воспитание, которое очень уважал Илья, диктовало – говори правду, будь всегда логичен и не поддавайся эмоциям!

Средний брат Данька был мастером художественного пуга, умея сидеть в засадах – бесшумный, собранный, с широко распахнутыми глазами. К тому же, никогда не упускал нужной секунды для того, чтобы выскочить перед жертвой – в самый последний миг перед тем, как она уже собиралась поворачивать за угол, где прятался Данька. Да и «Ргав!» он рявкал выразительно. В итоге Данька пугал так эффективно, что маленький Степка в пору своего раннего детства не раз писался в штанишки, да и старший брат вздрагивал по-настоящему – так что холодел лоб и остро чувствовалась дрожь в самом позвоночнике.

Вот так же – до холодного озноба – испугался Илья, когда узнал, что отец ранен и в коме. А выдать страх считал невозможным: две пары глаз смотрели на Илью с надеждой и отчаянием. Илья был для братьев главным человеком в мире. Он осознал это именно в тот самый миг.

– Отец жив, – сказал он братьям, пытаясь взглядом заткнуть кран Степкиных слез и предотвратить водопад из глаз Даньки. Ему он мысленно приказывал: «Не реви!», потому что если бы Данька разревелся, то Степка бы не остановился, да и сам Илья точно пустил бы слезу. Три ревущих мужика – это было бы стыдобой!

– Отец жив, – повторил Илья. – Данька, Степка, он поправится! Не в первый раз его дырявят. Сейчас у нас – куча дел. Надо ужин приготовить и деда накормить, а то он без нас с голоду сдохнет. Данька, ты пойдешь в магазин. Ты, Степка, вымоешь посуду и вынесешь мусор! – Он задал ритм хлопками: – пошли-пошли!..

Инструкции старшего брата сбили пацанов с толку – они тут же крупно озаботились: кому досталось задание сложнее, и нет ли возможности как-то сбагрить свои обязанности. Мысль об отце, пусть и ненадолго, вылетела из их голов.

Потом появился дед, который традиционно воздействовал на братьев расслабляющее. Даже Илье не приходило в голову его слушаться, а Данька со Степкой и вовсе по потолку ходили, игнорируя дедово:

– Да что же это такое творится!.. Да сядьте вы уже, уроки хоть сделайте!

Останавливал пацанов только риск по-настоящему испортить отношения с любимым стариканом. Так что, скорее поздно, чем рано, все-таки брались за дела.

Некоторое время Илье удавалось удерживать ситуацию в балансе, но не слишком долго. С ним самим что-то странное творилось. Каким-то образом он вдруг пристрастился бегать с одноклассниками за гаражи – покуривать. В этом был какой-то драйв, опасность – оттого и интересно. Откуда-то всплыла двойка по химии, математичка заявила, что Илья совсем перестал заниматься. Стихи, заданные наизусть, не учились, учебники терялись, голова болела. Илья исхитрился поссориться с друзьями, подраться на льду сразу с тремя игроками из команды противников во время дружеской встречи с хоккеистами из Краснодара, обозвать чужую девочку в троллейбусе дурой набитой… Илья думал, что для него наступили самые черные дни, и хуже быть не может. Но хуже может быть всегда.

Дедушку сбила машина, и теперь пацанами Мирончуками занялся приятель тети Фени – Богдан. Была еще Кристина (бабушка, которую нельзя называть бабушкой), только дедушка сказал, что у нее пожить парням не удастся – Кристина приболела. Конечно, у нее жить оказалось бы еще лучше, чем у деда: Кристину можно и вовсе не слушаться, потому что рисковать отношениями с ней братья не опасались. А учитывая, что она не умела готовить и кормила внуков пельменями и пиццей, жизнь под ее надзором казалась сплошным днем рождения. Но на нет и суда нет (как любил повторять дед).

Богдан напоминал Илье вожатого в пионерском лагере – человека со временным впадением в детство. Недоверчивый и критичный от природы Данька по секрету поделился со старшим братом: Богдан притворяется, будто ему интересно с ними, а самому неинтересно. Илья его словам не придал значения. Он ничего подобного не замечал и не понимал, зачем бы Богдану прикидываться, ведь его никто не заставляет заниматься с пацанами и денег он за работу не просит. Данька тут же призвал в качестве единомышленника Степку, не учтя, что младший не любит обсуждать чужих взрослых – они типа его не касаются. Если уж чужой становился своим – тогда Степка составлял о нем какое-то мнение, а Богдан – он временный, так что нет смысла париться размышлениями о нем. В результате Данька очень разозлился и пообещал доказать, что Богдан – тот еще фрукт. Вскорости ему выпал шанс…

Это произошло в тот день, когда Богдан перевез парней к ним домой, в опустевшую квартиру, сначала потерявшую хозяйку, а теперь и хозяина. Илья в тот вечер отправился в гости к приятелю-соседу, Степка нацепил наушники и погрузился в «Танки» он-лайн, а Данька маялся скукой, не придумав, чем себя занять. Он вышел из детской и спрятался за дверью, рассчитывая, что Степану захочется прогуляться за конфетами, лежавшими в вазочке на журнальном столике. У Степки имелась такая привычка – лакомиться сладостями в перестрелке с противниками. Данька знал, что, возможно, придется ждать долго, но он умел ждать – как раз это было нескучно.

Через пятнадцать минут, когда затаившийся за дверью Данька разрешил себе беззвучно опуститься на четвереньки, он услышал в коридоре шаги. Это был Богдан и шел он в гостиную. По звуку шагов Данька понял – шел не из библиотеки, в которой собирался ночевать, и не из кухни, а с другой стороны коридора, то есть, из родительской спальни. Даньку это сразу напрягло – в спальню парни обычно не ходили, спальня считалась родительской территорией, табу. Да и зачем бы туда соваться? Единственное исключение было негласным: после того, как мама ушла в тюрьму, Степка повадился захаживать в ту комнату – он нюхал мамин халат, так и оставшийся висеть на крючке за дверью.

А что делал в родительской спальне Богдан?

Сначала Данька решил, что напугает Богдана. Зря, что ли, тут сидит столько времени? Но из-за спальни передумал. Профессионально затаился, дыша носом и каменея.

Богдан вошел в комнату, огляделся, но мальчишку не заметил. Открыл дверцы секретера и принялся рыться внутри. Обрыскав секретер, Богдан стал на колени, чтобы продолжить свое дело в глубинах тумбы, потом принялся за прочие предметы корпусной мебели.

Это длилось долго, и Данька устал. К счастью, зазвонил проводной телефон. Аппарат стоял в прихожей, так что Богдану пришлось выйти из комнаты. Данька распластался по полу, осторожно выглянул за дверь. Убедившись, что Богдан стоит к нему спиной, метнулся маленькой тенью к двери детской.