Книга Тополиный пух - Фридрих Незнанский

Словом, ближе к концу дня, когда Турецкий, не желая впутывать Грязнова в свою операцию, не имеющую оснований быть вписанной в реестр под названием «Чистые руки», покинул здание Генеральной прокуратуры и уселся в свой автомобиль, раздался первый звонок.

Обрадованная доверием, Оксана доложила о выполнении своей части задания. Ключи были у нее. И девушка торопилась поведать, как это все происходило.

Но Турецкий сказал, что сам заедет за ней и тогда она подробно расскажет, но ни минутой раньше.

Затем он позвонил Щербаку и сказал, что будет на условленном месте примерно в половине десятого вечера. Пусть немного стемнеет. Что придется там делать, Николай уже знал и приготовил все необходимое для приведения в действие ряда спецэффектов.

И дальнейшие события разворачивались следующим образом.

Оксана впрыгнула в машину радостно возбужденная. Сказала, что Эдя только что покинул редакцию, и куда направился — неизвестно. Но ключами, которые лежали в уголке верхнего ящика его стола, заваленные бумагами, не интересовался. А обнаружила эти ключи у него в столе Оксана, когда тот выходил в туалет. Он — туда, а туалет у них в конце длинного коридора, а она — в кабинет и — в стол. Трижды выбегал Эдя в туалет, видно, у него что-то с желудком, подолгу там находился, и Оксана обнаружила ключи только на третий раз. Хотела уже вскрывать сейф редактора — у нее в тайнике хранится запасной ключ, который Эдя ей сам в свое время вручил. Может, боялся собственный потерять, с ним такое уже случалось. Сейф дважды приходилось взламывать, специалистов вызывать и потом новые замки ставить.

А почему она считает, что это квартирные ключи и именно от квартиры Липского? А очень просто, они — один обычный английский, а другой — от секретного замка, висят на брелоке в виде американского орла на полосатом фоне и со звездочками. От чего же еще?

Выпалив всю информацию, Оксана попыталась прижаться к Турецкому, но тот мужественно отстранил ее, с чувством благодарности погладив при этом ее колени одной рукой.

Чтобы как-то протянуть оставшееся до начала операции время, Александр Борисович отвез девушку в тот же кафе-бар, где они уже были днем. И там не торопясь и с большим аппетитом они поужинали. Турецкий при этом морочил ей голову, а иначе говоря, пудрил ей мозги «страшными историями преступлений», которые ему приходилось в жизни расследовать. И за этими красочными кошмарами девушка, кажется, забыла о той награде, которую уже себе нафантазировала, начиная с обеда. Александр Борисович, в свою очередь, всем видом демонстрировал, что «ее от нее» никуда не уйдет. Это, мол, вчера условий не было, а сегодня! Впрочем, если без ханжества, то он подумывал о том, как бы сделать так, чтобы «условия» сорвались и сегодня, — девушка оказалась прилипчивой, а такие вещи всегда грозят ненужными осложнениями.

В девять они покинули кафе и отправились на Арбат.

Когда подъехали, было еще достаточно светло, все-таки май, не пройдет недели, и уже июнь — короткие светлые ночи.

Из машины, стоявшей напротив, вышел Щербак и пересел в салон к Турецкому. Александр познакомил его с девушкой. Щербак отнесся к ее несколько вызывающим прелестям равнодушно, чем, кажется, немного задел ее самолюбие. А может, и не задел, кто знает. Турецкий ее успокоил, шепнув, что Коля— парень скромный, но талантов у него просто немерено. И Оксана стала как бы присматриваться к Николаю, чем невольно вызвала даже легкую ревность у Турецкого.

Стемнело только к половине одиннадцатого. Густые тени от деревьев протянулись к нужному подъезду, и там стало совсем ничего не видно. Николай вышел, захватив свою сумку, и, посмотрев на часы, сказал, что через пятнадцать минут они должны уже стоять справа от открытой двери и, когда консьержка выскочит на улицу, незаметно проскользнуть в дверь. А чтоб Оксана не сверкала своими белыми ногами, велел ей натянуть легкие тренировочные брюки, а на голову — черную косынку-бандану, под которую убрать волосы. И не возражать, поскольку иначе сорвется важнейшая операция.

Сам Турецкий был в темном костюме, и ему никакой камуфляж не требовался.

Прохожих на улице почти не было, так, изредка — один, двое, да и те проходили быстро. Никакой сияющей неоном рекламы тут, в переулке, не было, а фонари на столбах — словно по заказу — светили жидким, сиротским светом, едва пробивая листву деревьев. Лампы включили недавно, и они, видно, еще не набрали полную силу.

— Пора, — сказал Турецкий, выходя из машины и запирая ее. Он взял Оксану под руку и повел за собой по тротуару, почти касаясь плечом стены дома.

Внезапно что-то вспыхнуло в урне, стоявшей в непосредственной близости от входной двери. Турецкий прижал девушку к стене. В дверь, уже заботливо открытую и придерживаемую кирпичиком или еще чем-то, пробежал Николай. Потом из подъезда выскочил он же, а за ним консьержка с графином воды. В урне что-то громко хлопнуло, зашипело, и оттуда повалил густой дым, заволакивающий видимое пространство.

— Бегом! — тихо скомандовал Турецкий, и они с девушкой кинулись в подъезд.

Оксана схватилась было за ручку лифта, но Турецкий сказал:

— Только по лестнице, никаких лифтов. Не торопись, спокойно, за нами никто не гонится.

— А он? — спросила Оксана, сбрасывая с головы косынку и встряхивая своей шикарной прической «а-ля Пугачева».

— А он будет там, где ему нужно быть.

Они поднялись уже на пятый этаж, когда их, также по лестнице, догнал Щербак. Он приложил палец к губам, чтобы предупредить вопросы, и протянул ладонь к Турецкому. Александр молча выложил ключи.

Николай посмотрел, повертел их перед глазами, затем осветил фонариком замочные скважины, осмотрелся, понюхал что-то, пощупал и, наконец, произнес приговор:

— Они. Как его фамилия? — Он подкинул ключи на ладони.

— Хакель-Силич, — сказал Турецкий. — Зовут Эдгар Амвросиевич. Пароль ты помнишь.

— Стойте, я еще посмотрю. — И Щербак снова стал освещать дверь фонариком, словно опасаясь каких-нибудь подвохов со стороны тех, кто сюда приходит. — Ага, вот и мы, — довольным тоном заметил Щербак, снимая с почти незаметного крючка, на дверном косяке петельку нитки, прикрепленную к двери. — Ишь, мудрецы! Начитались детективов, «секретку» себе придумали, паршивцы!.. Ну, а теперь можно. Значит, пока я не закончу разговор, вы молчите.

Николай отпер дверь замысловатым ключом, а затем сунул второй ключ в английский замок и тихо потянул дверь на себя. Она неслышно открылась.

Ночные гости шагнули в прихожую. Оксана открыла уже рот, но Николай, осветив ее фонариком, погрозил ей пальцем. Закрыл за собой дверь и включил свет. Оглянулся в поисках телефонного аппарата и обнаружил его на низеньком столике, в простенке между двумя другими дверьми.

Поднял трубку, нагнулся зачем-то и, усмехнувшись, поманил Турецкого пальцем, и когда тот подошел и тоже наклонился, показал ему на стеклянную крышку столика. Под стеклом был прикреплен листок бумаги, и на нем написан телефонный, номер, вероятно, отделения милиции, и одно слово: «Кочерыжка».