Книга «Ореховские» шутить не любят - Вячеслав Жуков

Его самого капитан Ивлев уже не видел, только какие-то неясные очертания человека, размытый силуэт. И – нож! Капитан Ивлев видел окровавленный нож. Ивлев закрыл глаза и почувствовал, как указательный палец правой руки нажимает на курок. Он еще успел зачем-то мысленно сосчитать: «Раз. Два. Три». Выстрел оглушительно прозвучал в маленькой комнате. В ушах у капитана звенело. Он открыл глаза и увидел, что человек с ножом падает на него. Капитан шагнул в сторону, и тот грохнулся на пол рядом с лейтенантом Квасовым.

– Ну вот и все. Все. – Ивлев стоял, ощущая внутри пустоту. Если бы его сейчас спросили, что он чувствует, он бы ответил – ничего. Он не чувствовал ничего. Он даже перестал чувствовать себя живым. Вроде бы присутствует на этом свете, и в то же время его нет. Он где-то далеко, и ничто земное его больше не беспокоит. И у него возникло единственное желание – сесть на стул в этой комнате и замереть, сделаться невидимым.

Пусть кто-то суетится, бесполезно мельтешит, а ему, капитану Ивлеву, это уже ни к чему. Ведь все произошло не с ним, а с кем-то другим. А у него все хорошо. И Наташа ждет его дома, стоит, выглядывает в окно. Так желал бы капитан Ивлев.

Вбежала какая-то женщина, истерично завопила, запричитала, поднимая мертвого парня с пола. Увидела Ивлева с пистолетом и мгновенно выскочила на улицу.

Ивлев не успел как следует рассмотреть ее. Обернулся к лейтенанту. Подумал: «Квасов, Квасов! Не смог ты ее спасти!»

Веки у лейтенанта дрогнули. Он открыл глаза.

– Игорь! Живой? – Ивлев опустился на колени, приподнял голову Квасова.

Квасов застонал.

– Не трогай меня, Леша, – прошептал он едва слышно, но с беспокойством. – И прости!

– Что ты, Игорь? Я понимаю, ты ничем не мог помочь ей. Я тебя не виню. Слышишь?

Квасов закрыл глаза, вроде успокоился. Облизал сухие губы. И веки медленно поднялись. В глазах отчетливо проявлялся страх приближающейся смерти.

– Леша, Наташа погибла из-за меня, – зашептал он, задыхаясь. Грудь словно распирало, она поднималась и даже, как показалось Ивлеву, сделалась шире в объеме.

– Что ты, Игорь? Ты бредишь?

Квасов заплакал. Тело его задрожало, кровь вытекала толчками из глубокой раны в животе. Маленькая комната наполнялась отвратительным запахом внутренностей.

– Я скоро умру. Я должен… Леша… Эти шестьсот тысяч у водителя Шелухина взял я. Леша! Я!

– Как? – Ивлев не хотел верить. «Может, бредит уже старший лейтенант? Наговаривает на себя?» – подумал капитан.

– Игорь! Ты бредишь?

– Я, Леша! Помнишь ночной выезд на квартиру к Бондырь? Ты тогда поехал домой, а я отправился к Шелухину. Они ведь нигде не значились, эти шестьсот тысяч. И я решил забрать их у него. Думал, ведь все равно бандиты отберут.

– Игорь, ты что? Зачем ты так поступил? Зачем?

– Я – негодяй, Леша! Я хотел увести от тебя Наталью. Я любил ее. Твою жену. Завидовал тебе и ненавидел тебя, представляя, как ты лежишь ночью с ней в постели, обнимаешь, целуешь ее. Вот почему, когда избил Шелухина и отобрал у него доллары, назвался твоей фамилией. Я знал, что бандиты его прикончат. Когда они его прижали, Шелухин назвал тебя, твою фамилию, якобы ты взял у него шестьсот тысяч. Я хотел все эти деньги отдать Наташе и уехать с ней куда-нибудь подальше, чтобы она тебя больше никогда не увидела. А что ты мог ей дать, капитан? Я бы на эти шестьсот тысяч дал ей счастливую, безбедную жизнь. Но она не согласилась. Она ведь была такая умница, твоя Наталья. Знала, ты никогда не сможешь сделать ее счастливой, и все равно не хотела оставить тебя.

Ивлев молчал. Сидел на полу, опустив голову на колени. Слушал Квасова, а голова раскалывалась.

– И что она тебе сказала? – спросил капитан с обидой.

– Сказала, у нее будет ребенок. Она безумно любила тебя и хотела родить тебе сына. А я любил ее. – Квасов застонал. Предсмертные слова давались ему с большим трудом. Язык отказывался подчиняться, лейтенант задыхался все больше и больше. Собрал все последние силы и, почти не выговаривая слова, кое-как пролепетал:

– Доллары в гараже, где я ставлю машину. В коробке из-под телевизора, под хламом. Верни их, Леша. Прошу тебя, верни. Ключ возьмешь у сторожа. Его фамилия Лепцов. Скажешь, я… – Квасов выдохнул, и тело сразу будто обмякло, рот раскрылся, и из него вывалился язык.

Ивлев посмотрел ему в глаза и не узнал напарника. Старший лейтенант Квасов умер.

Когда капитан Ивлев приехал на машине лейтенанта Квасова к гаражу, он увидел широко распахнутые ворота. Сухощавый, юркий старичок деловито хозяйничал в гараже, вынося разный хлам и мешки с пустыми бутылками из-под водки. Тут же стоял его старый поржавевший «Запорожец».

На Ивлева старичок посмотрел без всякого интереса, как будто знал его давно.

Ивлев поздоровался, посмотрел на то место, где должна была стоять коробка от телевизора.

– Я – капитан Ивлев. Мы вместе работаем с лейтенантом Квасовым. – Хотел сказать: «работали», но язык не поворачивался говорить в прошедшем времени. – Вон там, на полке, стояла коробка.

– От телевизора? – опередил старичок Ивлева вопросом.

– Да. Где она, не скажете?

– Я в нее мусор покидал.

– Мусор?

– Игорь Дмитриевич барахлом весь гараж завалил. Выносить устал. Одной посуды – гора.

– Позвольте, но ведь это его гараж. А вы тут хозяйничаете, – откровенно возмутился Ивлев, но старичок нисколько не был смущен таким упреком, продолжая свое дело.

– Мил человек, это мой гараж. Мне место под него выделили, как инвалиду. Квасов арендовал гараж у меня. Хотел выкупить, но деньги-то так и не отдал. А теперь и вовсе не отдаст. А коробку я оттащил в мусорную кучу. Вон видишь, горит. Там и возьми, если нужна.

Ивлев посмотрел туда, куда указал старик.

На пустыре за гаражами, в канаве, полыхали старые покрышки, какое-то тряпье и коробка из-под телевизора. Та самая.

– Ну ты даешь, старик! – с сожалением сказал Ивлев.

Старик что-то проворчал себе под нос.

Ивлев взял лопату из гаража и пошел к огненной куче.

– Эй, ты адреса не забудь, где лопату взял, – крикнул старик несколько грубовато.

Ивлев ничего ему не ответил.

Коробка полыхала со всех сторон. Видно, старик наложил в нее промасленных тряпок. Ивлев вытащил ее лопатой из огня, рассек как топором обугленный бок. На самом дне под несколькими слоями обгорелой до черноты бумаги лежали пачки долларов. Они были уже в таком виде, что сгодиться могли только на удобрение земли и ни для чего больше.

Зеленоватый огонь яростно пожирал доллары, словно спешил, чтобы этот человек с лопатой не отнял его добычу.

Ивлев старательно разгреб все то, что когда-то представляло ценность и из-за чего произошло столько смертей, жестоких и ничем не оправданных. Огонь со всем распорядился по-своему.