Книга Близнецы. Черный понедельник. Роковой вторник - Никки Френч

– Вы так и делали?

– Но она действительна была мне матерью. Мама и папа – больше я никого не знал. Та, другая женщина не имеет ко мне никакого отношения.

– Вы не знали свою биологическую мать?

– Нет.

– Вы ее вообще не помните?

– Абсолютно.

– Вы знаете, кем она была?

– Нет.

– И не хотели знать?

– Даже если бы и хотел, это ничего бы не изменило.

– Что вы имеете в виду?

– Ее никто не знал.

– Я не понимаю. Всегда можно навести справки. Понимаете, Алан, все достаточно просто.

– Вот тут вы ошибаетесь. Она обо всем позаботилась.

– О чем?

– Она выбросила меня на свалку. В небольшом парке, возле спального района в Хокстоне. Меня нашел мальчишка-газетчик. Была зима, и очень холодная, а я был завернут в полотенце. – Он впился в нее взглядом. – Как в сказке. Только это произошло на самом деле. Так почему я должен интересоваться ею?

– Какое ужасное начало жизни… – сочувственно сказала Фрида.

– Я ничего не помню, а значит, это неважно. Все в прошлом.

– Это ваше прошлое.

– Я никогда не знал ее, она никогда не знала меня. У нее нет имени, голоса, лица. Она тоже не знает, как меня зовут.

– Достаточно тяжело выносить ребенка, родить его, а потом бросить и бесследно исчезнуть, – заметила Фрида.

– Ей это удалось.

– Значит, вы были совсем маленьким, когда ваши родители усыновили вас. Вы так ничего больше и не узнали?

– Верно. Именно поэтому старая история не имеет никакого отношения к тому, что я сейчас чувствую.

– Как в том случае, когда вы говорили о желании иметь собственного ребенка и о невозможности усыновления.

– Я уже сказал. Я не хочу никого усыновлять. Я хочу своего ребенка, а не чьего-то еще.

Фрида не отводила от него взгляда. Он несколько секунд смотрел ей в глаза, но потом сдался, как мальчик, пойманный на лжи.

– Наше время вышло. Мы встретимся в четверг. Я хочу, чтобы вы подумали об этом.

Они встали. Алан снова медленно покачал головой – бесполезный, несчастный жест, словно он пытался разогнать туман в голове.

– Я не знаю, смогу ли, – признался он. – Я не подхожу для подобных штучек.

– Мы будем двигаться шаг за шагом.

– Через мрак, – сказал Алан.

Его слова выбили Фриду из колеи, поэтому она лишь молча кивнула.

Фрида вернулась домой и на коврике у двери обнаружила маленький пакет, адрес был написан рукой Сэнди. Она наклонилась и подняла пакет так осторожно, словно он мог взорваться от любого резкого движения. Но она не стала открывать его немедленно, а отнесла в кухню и сначала сделала себе чаю. Она стояла у окна, ожидая, пока закипит чайник, и смотрела сквозь собственное отражение в окне в темноту на улице и вечернее небо, безоблачное и холодное.

И только взяв чашку и сев за стол, она открыла пакет и достала оттуда серебряный браслет, блокнотик с парой рисунков и карандаш с мягким грифелем, пять заколок для волос, перевязанных тонкой коричневой лентой. И все. Она встряхнула пакет, но там не было ни письма, ни записки. Она посмотрела на жалкую кучку предметов на столе. Неужели это все, что там было? Как она умудрилась практически не оставить следов?

Зазвонил телефон, и она сняла трубку, но сразу же пожалела, что решила принять звонок, а не предоставить это автоответчику.

– Фрида, ты должна помочь мне! Я уже не знаю, что и думать, а ее чертов идиот папашка вряд ли мне поможет.

– Вообще-то я здесь, – послышался голос Хлои. – Даже если тебе очень хочется, чтобы это было не так.

Фрида немного отвела трубку от уха.

– Эй! – сказала она. – С кем из вас я сейчас разговариваю?

– Со мной, конечно! – высоким, пронзительным голосом заявила Оливия. – Я позвонила тебе, потому что у меня уже лопается терпение. Если у кого-то хватает наглости поднять вторую трубку и подслушивать, то пусть этот кто-то пеняет на себя, когда неожиданно услышит то, о чем бы предпочел не знать.

– Ля-ля-ля! – насмешливо протянула Хлоя. – Она хочет посадить меня под замок за то, что я напилась. Мне шестнадцать. Мне было плохо. Привыкай, мамочка! Да ее саму под замок посадить надо!

– Хлоя, послушай…

– Она говорит со мной так, как я не стала бы разговаривать даже с собакой!

– Я бы тоже не стала. Я люблю собак. Собаки не кричат, не жалуются и не жалеют себя.

– Твой братец только и сказал, что она просто взрослеет! – возмущенно воскликнула Оливия и всхлипнула. Она всегда называла Дэвида братом Фриды или отцом Хлои, когда сердилась на него больше обычного. – Ему самому повзрослеть не мешало бы. Это не я убежала с уличной девкой с обесцвеченными волосами.

– Осторожней, Оливия, – резко сказала Фрида.

– Если ты посмеешь посадить меня под замок, я удеру от тебя и стану жить с ним.

– С радостью избавлюсь от тебя, только с чего ты взяла, что он тебя примет? Он ведь бросил тебя!

– Вы обе должны немедленно прекратить! – заявила Фрида.

– Он меня не бросал, он тебя бросил. И я его не виню!

– Я кладу трубку! – очень громко сказала Фрида. И так и сделала.

Она встала, налила себе маленький бокал белого вина и снова села. Она перебирала предметы, которые ей вернул Сэнди, крутила их в пальцах. Телефон снова зазвонил.

– Привет, – тоненьким голоском произнесла Оливия.

– Привет, – откликнулась Фрида и замолчала.

– У меня ничего не получается.

Фрида сделала глоток вина и покатала его во рту, наслаждаясь прохладой. Она подумала о ванне, о книге, об уже готовом зажечься огне в камине, о размышлениях о том, что ей следует делать дальше. На улице царила зима, по темным улицам дул пронизывающий ветер.

– Ты хочешь, чтобы я пришла? – спросила она. – Если так, я не против.

Глава 23

На следующий день Карлссон созвал пресс-конференцию, на которой супруги Фарадей предстали перед группой фотографов и журналистов, чтобы призвать похитителей вернуть им сына и тем самым заново всколыхнуть интерес общественности.

Карлссон все утро просматривал показания, которые его команда собрала у сотен так называемых свидетелей, и все уменьшающееся количество сообщений о том, что мальчика видели после похищения. Он держался в тени. Смотрел, как лица супругов высвечиваются вспышками фотокамер – лица, которые так сильно изменились со времени исчезновения Мэтью. День за днем он смотрел, как горе вырезает новые морщины, растягивает кожу, приглушает свет в их глазах. С лица Алека Фарадея еще не сошли синяки и припухлость – последствия нападения, – и он скованно двигался из-за сломанного ребра. Они оба казались изможденными и напряженными, а когда женщина заговорила об их любимом сыночке, ее голос надломился, но в целом они держались неплохо. Они произносили обычные душераздирающие фразы. Умоляли весь мир помочь им в поисках, а виновника всей ситуации – вернуть их любимого малыша.