Книга Трагедия абвера: Немецкая военная разведка во Второй мировой войне. 1935-1945 - Карл Бартц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У вас есть еще одежда в Берлине?
– Да, конечно, в IKPK (Международная комиссия уголовной полиции) в Ванзее. Там целый чемодан с моими вещами.
– Я сейчас распоряжусь, чтобы их привезли. А пока нужен парикмахер.
Небе подстригли, побрили. Медленно начали проступать черты прежнего Небе. Когда доставили его чемодан, он вынул из него безупречный синий костюм и белье.
Кроме того, в чемодане еще был ящик с заграничными товарами и жестяная коробка с сотней импортных сигарет. Небе закуривает и великодушно предлагает свои услуги.
Литценберг готовился к жесткой борьбе. Небе не станет давать показания, и, честно говоря, ему и нечего было инкриминировать.
Поэтому Литценберг чрезмерно удивляется, когда Небе охотно отвечает на любой вопрос и часто повторяет: «Вам этого достаточно или мне следует дополнить показания?»
Литценберг в ответ на это в нескольких словах задает ему темы, по которым он должен дать показания. Небе садится в приемной, где, не прерываясь, диктует секретарше…
Сначала важно было доказать предположительное участие Небе в событиях 20 июля. Он ни в коем случае не был посвящен в детали. Только в одном он мог признаться: Небе поручил своему другу, обер-регирунгсрату Лоббесу, 15-го и 20 июля держать своих сотрудников в полной боевой готовности. (Они должны были направлять находящиеся в готовности в Арсенале штурмовые отряды в определенные здания, которые предстояло занять.)
Сверхосторожный Небе не объяснил своему другу, для чего держать в повышенной готовности сотрудников. Лоббес все время утверждал, что не имел ни малейшего представления, зачем была объявлена повышенная готовность. Но теперь Небе заявлял, будто он рассказал Лоббесу о цели этих мер. Будто бы Лоббес все знал. А это означало для Лоббеса петлю.
Литценберг, который хорошо изучил характеры Небе и Лоббеса, знал, что Лоббес был слишком дисциплинированным человеком для того, чтобы принимать участие в каком-либо заговоре.
– Вы понимаете, что будет с Лоббесом на основании вашего показания? – спрашивает Литценберг Небе.
– Разумеется, понимаю. Но я сказал правду.
– Ваше показание означает смертный приговор.
– Я сказал правду, – упорствует Небе.
Но Литценберг не дает себя заманить в ловушку, после настойчивого спора ему удается склонить Небе вычеркнуть эту явную ложь.
Готовность Небе давать показания была уже неудержимой. Подспудной мыслью, подхлестывавшей его к этим доносам, была надежда спасти свою жизнь, попав в «Списки без вести пропавших» Гиммлера. Он выдал всех знакомых и друзей. Даже женщин, с которыми у него были интимные отношения, он обвинил в политической неблагонадежности.
Он указал и на свою соседку, госпожу Фолланд, которая передавала для него деньги Лизе Небе, когда он уже скрывался в Мотцене. С цинизмом расписывал он свои интимные отношения с этой женщиной, о которых, как он говорил, знала и госпожа Небе.
Госпоже Фолланд удалось во время одного из допросов проглотить капсулу с синильной кислотой – подарок Небе. Она тотчас умерла.
Люди, которые так бескорыстно помогали ему, сделались его жертвами. Одной из них стал и врач штандартенарцт, в начале бегства Небе сопровождавший его при передвижениях по Берлину и доставивший к фабриканту Виктору Шульцу. Это стоило ему жизни. Небе назвал имена пасторов, к которым он приезжал с госпожой Штрюнк и Гизевиусом, он назвал Фрика и его супругу, которые дали ему кров в Мотцене.
– Попаду ли я в «Список без вести пропавших»? – был единственный вопрос Небе и его единственная забота.
Довольно быстро Литценберг закончил с допросами. Уже в начале февраля 1945 года Небе отправили в Бухенвальд.
В конце февраля его еще раз привезли в Берлин. Его ожидал «Народный суд». Он был приговорен к смертной казни и в начале марта повешен в Плётцензее: наказание, которое, несомненно, ожидало бы его и у союзников.
Как уже говорилось, покушение существенно ухудшило положение целого ряда арестованных, таких как граф Мольтке, доктор Йозеф Мюллер, фон Догнаньи и Бонхёфер. Хотя следственные органы вроде бы пока еще мало знали о них, но следовало опасаться, что другие арестованные по делу 20 июля в какой-либо связи назовут их имена. И это случилось…
Но самым ужасным для арестованных стало обнаружение 22 сентября 1944 года сейфа в Цоссене. Там хранились доказательства виновности Канариса, Догнаньи и Остера.
Бонхёфер, как всегда, был оптимистически настроен. Его освобождение от военной службы вряд ли могло стоить ему головы, а об истинной цели его шведской поездки противная сторона также ничего не знала.
Однако она все знала! И именно об этом говорил граф Мольтке и дал показания под протокольную запись, из которой следовало, что Дитрих Бонхёфер дважды вел переговоры с английским епископом из Чичестера с целью ниспровержения режима Гитлера и создания Германии, способной пойти на мирные переговоры.
Был схвачен и Штрюнк. Его жена, участвовавшая в национальных женских союзах еще до 1933 года, была арестована 20 августа и помещена в полицейскую тюрьму на Кайзердамм. Сам Штрюнк дал показания на главного судью доктора Зака, описав беседы в кругу заговорщиков, в которых тот принимал участие. Доктора Зака после покушения передали под юрисдикцию вермахта. Граф Шверин-Шваненфельд также был уличен Штрюнком. Вследствие его показаний был арестован всегда услужливый адвокат Кох, который какое-то время скрывал и кормил Гизевиуса. На основании этого была арестована и жена получившего увечья на войне адвоката. Дважды арестовывали ее, но она держалась. Лишь когда к ней подсадили сокамерницу, которая уже неоднократно оказывала подобные услуги тайной государственной полиции, она заговорила.
Госпожа Штрюнк заболела в тюрьме флебитом. Комиссар Зондереггер навестил ее, вручил ей записку от мужа и передал ему весточку от жены.
Зондереггер, который поначалу официально не имел никакого отношения к делу этой женщины, посетил ее по просьбе ее мужа. Она показала ему ордер на арест, в котором обвинялась в недоносительстве о государственном преступлении. Позднее госпожа Штрюнк утверждала, будто бы госпожа Кох, привязанная к стулу, подвергалась пыткам в кабинете Зондереггера. Будто бы она сама подверглась десяти жестоким допросам со стороны Зондереггера – показания, которые сегодня не находят подтверждения.
В конце февраля 1945 года дело госпожи Штрюнк погибло в «Народном суде» (после авианалета). Вследствие этого суд направил в тайную государственную полицию запрос с просьбой восстановить дело. Оно было восстановлено, но Зондереггер бросил его в печку.
Позднее фрау Штрюнк была отпущена.
Однажды вечером комиссар Зондереггер приехал в Заксенхаузен и рассказал Догнаньи об обнаружении сейфа. Хладнокровный человек побледнел.
– Теперь все кончено, – сказал он. – Что будет с моими близкими? Заклинаю вас, спасите мою жену и детей!