Книга Больше, чем это - Патрик Несс

Сет сжимается, готовясь бежать. Наверняка заметил. У него небось какой-нибудь прибор ночного видения встроен…

Но Водитель вдруг возвращается и закрывает за собой дверь. Пятно света пропадает, и Сет, временно ослепнув, затаивает дыхание, прислушиваясь, не раздадутся ли шаги. Нет, ничего. Может, Водитель переместился с асфальтированной части площадки на заросшую травой? Может, он уже подбирается, не топая, а неслышно ступая?

А вот и шаг. Громкий и четкий, не ошибешься — точно такой же, как тогда, когда Водитель лез в окно: глухое «бум!», от которого дрожит земля.

И еще. И еще.

Эхо шагов мечется между тремя тюремными корпусами, мешая разобрать, откуда идет звук. Приближается Водитель или удаляется? Рискнув, Сет высовывает голову из травы, в глазах пляшут фиолетовые круги от ударившего в лицо света из двери.

Шаг. Еще.

Явно громче.

Делать нечего. Придется бежать со всех ног назад к железке, а там искать дорогу к их…

Нет, к Реджине и Томашу нельзя. Иначе приведешь на хвосте Водителя.

Шаг. Шаг.

— Простите, — шепчет он невольно Томашу, Реджине, самому себе, не зная, что делать и куда бежать. — Простите меня.

Он встает.

И слышит рокот заведенного двигателя.

Сет падает обратно в траву. Где-то там, в темноте, нарастает гул мотора, словно у него сперва убавили громкость, а теперь плавно выкручивают обратно. Это где-то сбоку от трех корпусов, может быть, даже…

Да, там. Лучи фар протягиваются из-за угла ближайшего здания, того самого, из которого выходил Водитель. Фургон переезжает площадку и выруливает на главную дорогу, идущую через центр тюремной территории.

Удаляясь.

Фургон движется к южному входу, который, по словам Реджины, заколочен наглухо. Но у Водителя, похоже, есть какой-то способ выбираться через него во внешний мир и патрулировать окрестности согласно поставленной перед ним или назначенной им самому себе задаче.

Как бы то ни было, Водитель уезжает. Шум мотора не то что глохнет, просто удаляется — на достаточное расстояние, чтобы можно было слегка выдохнуть. Снова мелькает мысль о Реджине и Томаше, которые прячутся где-то там, вдалеке, в городе, по которому рыщет Водитель.

— Не попадитесь, — шепчет он. — Только не попадитесь.

Сет смотрит на корпуса, на дверь, теперь плотно прикрытую. Ни щелочки, ни лучика. Глаза заново привыкли к темноте, и Сет видит площадку в лунном свете, а вокруг — окутанные безмолвной мглой здания.

Вроде бы заброшенные.

Двигатель все еще завывает где-то вдали, хотя на самом деле он гудит довольно ровно и напористо — в другом мире, где есть хоть какие-то звуки, его было бы не слышно вовсе.

Но все равно, главное — он удаляется!

На какое-то время тюрьма осталась без присмотра.

Сет встает. Сперва на четвереньки, потом, вздохнув поглубже, на ноги.

Ничего. Вокруг по-прежнему расстилается тишина. Двигатель теперь совсем далеко, словно его и нет.

Сет знает… чувствует, что он тут один.

И какая разница, как понимать происходящее — как плод воображения, существующий лишь в его собственной голове, как путь, который надлежит пройти, или как очередной кстати подвернувшийся этап? Правда, какая разница?

Потому что больше всего на свете Сету хочется узнать, что же там, за дверью.

45

Он крадется к ближайшему корпусу из трех окружающих площадку и заглядывает в окно. Окно забрано самой настоящей тюремной решеткой, но внутри черным-черно и ничего не разобрать. Сет щелкает фонариком. Облом. Приходится несколько раз по нему стукнуть, повертеть древние батарейки, еще пару раз стукнуть. Фонарик нехотя зажигается — света едва хватит, чтобы читать, поднеся к странице, но лучше так, чем ничего.

За пыльным армированным стеклом, прикрытым решеткой, луч фонарика выхватывает только пустой, уходящий вдаль коридор. Видно тяжелые двери — в камеры, конечно, настоящие тюремные камеры. В каждой двери прорезано зарешеченное окошко, и ни одно не светится.

Мертвое здание, такое же мертвое, как и все остальные.

У следующего окна выбито несколько армированных стекол, но за ним, внутри, никаких отличий. Тоже длинный коридор, ряд темных пустых камер, никаких признаков жизни и движения.

И точно никаких гробов.

Перед третьим окном, последним по фасаду, фонарик вырубается и включаться отказывается, как Сет его ни проклинает. Ладно, все равно ничего нового там не покажут. Тюрьмы разнообразием не балуют. Сет заворачивает за угол здания, на площадку.

Это бетонный пятачок, весь потрескавшийся, с травой в щелях. Совершенно пустой, никаких там развалившихся скамеек или бетонных клумб — видно, что он был абсолютно голым еще до того, как здесь все пришло в запустение. Наверное, тоже прогулочный двор, а может, просто бесхозный участок, который ничем не заставляли, чтобы негде было укрыться заключенным.

Все здания на одно лицо. Уродливые, приземистые, топорные. Ни одного изгиба. В каждом единственный вход и равномерный ряд окон, повсюду тяжелые засовы, замки и решетки — на любой открывающейся створке.

Невольно мелькает мысль — где сидел тот, который похитил Оуэна? Тот, чья фамилия упорно ускользает из памяти.

Выходил он когда-нибудь на эту площадку? Почти наверняка. А все остальное время сидел в какой-то из камер. А когда сбежал, может быть, прятался за этим самым углом, где сейчас стоит Сет.

Вроде бы тот заключенный не числился среди потенциальных беглецов. По словам полиции, если его иногда и запирали в карцер, то лишь для защиты от других, а не потому, что он сам представлял опасность или готовился к побегу. Он был образцовым заключенным. Так твердили родителям полицейские в те жуткие ночи поисков Оуэна, словно в утешение, а не в оправдание собственного разгильдяйства.

Сет отыскивает мысленным взглядом железную дорогу и смотрит туда, где остался его дом.

Заключенному, как выяснилось в ходе расследования, в тот день выдали пропуск, позволяющий свободно перемещаться между корпусами и ухаживать за территорией, поскольку он проявил способности к садоводству. Память все-таки выдает Сету новые подробности (вот только имя, как же этого урода все-таки звали?). И как-то так этот заключенный подстроил, чтобы одни надзиратели думали, он в одном месте, а другие — что в другом, и его очень не скоро хватились.

Полиция полагала, что у него были сообщники, но, кажется, подтверждения так и не нашли. Заключенный сотворил дыру во времени — череду уловок, позволивших ему улизнуть (да, точно, вот туда), пробраться через ограды, проскользнуть мимо охраны (которая, может быть, намеренно отвернулась), пока перед ним не остался всего один забор.