Книга Insomnia, или Поиски Механической Вороны - Марина Клингенберг

– Слушай, подожди! – схватился за голову друг. – Что ты несешь? В онлайн-игры переиграл?

– Я никогда не играл в игры, и тебе это прекрасно известно! – резко ответил парень.

– Мефистофель, заткни этого его друга! – взмолилась я. – Пусть говорит дальше!

Я была не в силах сдерживаться. Ведь, судя по всему, выводы об устройстве мироздания у этого парня абсолютно правильными, иначе бы Мефистофель обязательно указал на то, что он ошибается.

Но Мефистофель в ответ на мою просьбу только захохотал в голос. Мое нетерпение, похоже, было для него что солнышко в холодный пасмурный день.

Вскоре, к счастью для меня, друг, видимо, вспомнил давно известную истину о том, что с сумасшедшим лучше не спорить. Судя по его лицу, он решил во имя дружбы сделать над собой усилие, отнестись к услышанному как к сюжету книжки и попробовать поддержать беседу.

– Ну ладно, – выдавил он из себя. – Это я так… Так что делают эти… Создания? Ты же сказал, у всего должна быть роль. Какую же роль выполняют они? – спросил друг и – это легко прочиталось на его лице – мысленно поаплодировал себе за такой умный и уместный вопрос.

– Ничего особенно значимого они не делают… Ничего значимого – я имею в виду, что не то чтобы они не нужны, нет, нужны, иначе бы не появились… Но если бы они вдруг все исчезли, ничего страшного бы не произошло. Так я думаю. Мне кажется, они вроде мусорщиков… Собирают обрывки человеческих мыслей, снов…

– Очень даже поэтично, – хохотнул друг. – Обрывки мыслей загрязняют окружающую среду?

– Очень даже! – грубо ответил парень. – Попробуй обзавестись хоть одной навязчивой мыслью – тогда поймешь, какой может быть вред, если где-нибудь ее обронишь!

– Нет, ты точно спятил, – покачал головой друг.

Изображение на живом полотне сменилось. Теперь парень снова был один. Он сидел за столом и писал что-то на листах бумаги.

– Кстати говоря, – сказал Мефистофель. – Вот тебе урок. Они вполне могли вытащить его из всего этого – нужно было только постараться. Но они не стали. Не помешали, хотя видели, как он уходил все дальше. И в результате вовсе спелись, – хохотнул он.

– В смысле? – не поняла я, думая о только что услышанной информации о Системе.

– Его любимая в конце концов ушла к вот этому его другу, – пояснил довольный Мефистофель.

– Сволочь, – мне стало обидно за парня. – Но не надо мне тут грозить уроками, я и так помню, чему ты, Эгоист, учишь – никому не доверяй, ни на кого не рассчитывай, думай только о себе.

– Молодец! – Мефистофель был приятно удивлен. – Да, так и надо! В общем, – вернулся он к истории, – это не стало для него сильным ударом, он к тому времени уже полностью погрузился и стал самой безнадежной Проволокой. И понимал это. Но оторваться не мог, ему во что бы то ни стало хотелось узнать, как оно устроено, это мироздание!

На живом полотне пробегали ночи и дни, а парень все сидел и сидел за столом, писал и писал, время от времени искал что-то в интернете и снова писал, чертил… Мне вдруг стало интересно, неужто сведения о Системе можно войти в Сети?

Словно подслушав эту мысль, изображение показало компьютер крупным планом. Да, оказывается, можно, – с удивлением поняла я. Но, конечно, не на страничках онлайн-энциклопедий, а в записях отдельных людей. Должно быть, все это были Проволоки… Их наблюдения выплескивались в форме обрывочных заметок о ночных кошмарах, иногда – стихах, иногда – рисунках. Парень с потрясающей уверенностью фильтровал эту информацию, отделяя вымысел от следов Системы. Впрочем, Проволоке не так уж сложно почувствовать, что здесь правда, а что ложь… Еще до того, как парень определил судьбу рисунка – устрашающего черного лебедя с алым пятном на груди, представляющего собой воплощение сюрреалистического кошмара, от которого хотелось спрятаться под кровать, – мое сердце болезненно екнуло. Конечно, это не случайно. Как здесь могла не вспомниться история об Ариане? Должно быть, кто-то услышал ту злосчастную песню и правильно проассоциировал ее с ужасным созданием Системы…

– Но в конце его поисков, – продолжал тем временем Мефистофель, – его ждало грандиозное открытие! Проволоки не могут вот так просто, до бесконечности наблюдать за Системой. Но снова возвращаться к обычной жизни он не хотел ни в какую. Его выбор был вполне сознательным, – тут Мефистофель зловеще ухмыльнулся. – Но не уверен, что он в полной мере осознавал, что его ждет! Какова будет цена… Итак, он хотел остаться Проволокой! Какой же у него был выход?

– Влезть в Систему?.. – прошептала я, вспомнив слова Авторитета. – Как Прошедшийдень?

– Точно! – Мефистофель хлопнул в ладоши, и живой экран показал, как парень, бледный и изнуренный, поднимается по какой-то лестнице, чуть покачиваясь. – Только твоему Прошедшемудню смелости не хватило пройти сразу до конца. Но ничего, еще пройдет, выбора у него все равно нет… А этот решил все и сразу. И сразу заплатил цену за то, чтобы занять свое место в Системе. Нашел работу, так сказать, – скривился Мефистофель. – Но спору нет, своего добился – в определенном смысле, он остался Проволокой и теперь навеки связан с Системой. Исполняет свою роль в мироздании. Важную роль, – усмехнулся он, глядя на меня. – Вроде как тот же Муфлон… Хотя нет, рангом все-таки пониже будет.

Я не отрывала глаз от живого полотна. Парень, наконец, одолел темную лестницу и выбрался через какой-то люк наружу. Оказалось, он взобрался на крышу дома. И хотя я просто наблюдала за всем со стороны, мне стало не по себе. Наверху гулял дикий ветер, и высота, сразу ощущалось, была совсем нешуточной, никак не меньше десяти этажей.

А парень все шел вперед. Остановившись на самом краю, откуда открывался захватывающий вид на ночной город, он вдруг поднял руки и разразился поистине безумным смехом.

– Что это с ним? – меня пробрала дрожь.

– А вот такая цена за работу в Системе, – ухмыльнулся Мефистофель и эффектным жестом указал на живое полотно. – Разум!

– Разум? – вырвался у меня сдавленный шепот.

– Ну да. Не может же обычный человек вносить свой вклад в мироздание. Для этого надо чуть-чуть измениться. Ну или, точнее, кое-чего лишиться. Воспоминаний, разума, и прочего, прочего, – Мефистофель фыркнул. – Короче говоря, всего того, что составляет человеческое «я».

Парень, стоя на краю крыши, продолжал хохотать. Но тут послышался шум – это нагоняли беглеца его знакомые. Девушка и его лучший друг (оба, как я полагаю, бывшие) выбрались на крышу, отчаянно голося. Ветер относил их слова в сторону, но они, понятно, призывали безумца к осторожности и умоляли одуматься.

Он перестал смеяться и оглянулся через плечо с видом наивного удивленного ребенка. А потом снова расхохотался и – у меня упало сердце – внезапно спрыгнул вниз, не поколебавшись ни секунды. Изображение застыло на искаженных нечеловеческим ужасом лицах незадачливых спасителей. Девушка разрыдалась в три ручья, да с такой силой, словно сама вдруг повредилась в уме.