Книга Франция без вранья - Стефан Кларк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда вы вечером совершаете вылазку в город, то церемониальная – на японский манер – сторона французской жизни вновь вступает в свои права. При встрече вам приходится говорить «bonsoir» (если, конечно, вы уже не перешли на «salut»), а при прощании «bonne soirée».
Расставаясь после совместного распития аперитива, посещения ресторана, просмотра фильма либо какого-нибудь еще события, не подводящего черту под сегодняшним вечером, французы обычно желают друг другу «bonne fi n de soirée».[335]Считается особым шиком произнести это напутствие поздним вечером, поскольку в нем содержится намек на то, что вы и адресат этого пожелания суть ночные гуляки и, вероятно, продолжите свои похождения на каком-нибудь ночном увеселительном мероприятии с шампанским.
Следует помнить о том, что те, кто желает «bonne nuit» («спокойной ночи»), до того как они впрямь отправляются на боковую, становятся мишенью для насмешек. Впрочем, после того как целый день приходится держать ухо востро, чтобы случайно не перепутать приветствия и пожелания, вам, наверное, покажется, что время до отхода ко сну тянется мучительно медленно.
Во Франции женщина вправе – или скорее обязана – опоздать на встречу любого рода, иначе мужчина подумает, что она слишком доступна. Кроме того, такая привычка позволяет не оказаться в смешном положении и, придя вовремя, не ожидать опаздывающего мужчину. В наши дни у мужчин вошло в обыкновение отправлять текстовые сообщения о том, что они задержатся на пару минут. Это не только акт вежливости, они таким способом выясняют, на сколько времени женщина намерена опоздать.
В деловом мире опоздание – это не столько проявление невоспитанности, сколько демонстрация собственной значимости. Когда, ведя дела во Франции, вы узнаете, что понятию «конечный срок» во французском языке соответствует «délai», вы смеетесь. Однако вскоре, когда вы сознаете, что французы отнюдь не шутят, у вас пропадает смех.
На какой срок опоздать на встречу – определяется мерой собственной значимости. Если вы приходите вовремя, стало быть, вы явились не с другой встречи, значит, ваше мнение никому не интересно. Появитесь à l’heure,[337]и вы станете никем.
Порой мне кажется, что ваше «право на опоздание» зависит от размеров ежедневника, который вы таскаете повсюду с собой. Здешний народ нередко отдает предпочтение не электронным записным книжкам, а обычным, вероятно полагая, что электронная записная штучка по своим размерам недостаточно велика, чтобы в ней уместились все их встречи.
Здесь конечно же существуют определенные границы. Из своего опыта общения с французами я знаю, что начальник, улыбаясь и лицемерно извиняясь за свое retard,[338]может явиться на встречу с двадцатиминутной задержкой. Сотрудникам пониже рангом – массовке – позволяется задержаться примерно на пять минут, причем явиться им лучше с чашкой кофе в руке, чтобы было чем скрасить ожидание и взбодрить себя кофеином, дабы не заснуть во время бесконечных обсуждений, которые вот-вот начнутся.[339]
Однако если у вас назначена встреча с тем, кто держит вашу судьбу в своих руках – доктор, например, или адвокат, сотрудник банка, агент по продаже недвижимости либо тот, кто работает на государство, – придите вовремя. Они могут задержаться, поскольку они важные люди, но если вы позволите себе опоздать, то тем самым продемонстрируете, что они не столь значимые лица, – и ваша судьба будет печальна.
Писание писем во Франции – еще один из тех навыков, благодаря которым у вас возникает ощущение, будто вы попали во времена Людовика XIV. Вместо лаконичного «искренне Ваш» французы пишут чуть ли не целое послание.
Начало у делового письма может быть весьма незамысловатым: «Monsieur» к мужчине и «Madame» к женщине либо «Monsieur, Madame», если авторы не знают, кто его прочтет, – зато прощание превращается в целую поэму.
Даже если вы хорошо знакомы с адресатом и обращались к нему или к ней в начале письма по имени, вам все равно придется в конце послания добавить что-то вроде «Veuillez agréer, Madame, l’expression de mes salutations distinguées» («Позвольте, мадам, выразить Вам свое глубокое уважение») или «Je vous prie de croire, Madame, Monsieur, à l’assurance de mes sentiments respectueux» («Позвольте, сударь/сударыня, заверить Вас в своем уважении»).
Вы почти видите, как автор письма кланяется и расшаркивается, благодаря адресата за то, что он/ она соблаговолили обратить внимание на его/ее нестоящее дело. Вероятно, эта привычка сохранилась с тех времен, когда французам приходилось обращаться в государственные учреждения, умоляя, чтобы их выслушали. Тон посланий был таков, что чиновник, будь он трижды равнодушен к изложенной просьбе или, более того, продолжая впоследствии портить жизнь писавшему, ни минуты не сомневался в незыблемости глубокого уважения автора.
К счастью, все постепенно, хотя и очень медленно, меняется, и вы, если заключили с кем-то (скажем, с агентом по недвижимости, который помогает вам в покупке дома) несколько сделок, можете смело заканчивать свое послание «bien àvous»[340]или, еще менее официально, «cordia lement».[341]
Впрочем, сейчас, и я искренне так считаю, никто на самом деле не читает этих длинных, чисто ради проформы, приписок. Если же вам какой-то чиновник изрядно насолил, то, вероятно, ничего не будет страшного, если вы напишите «Veuillez agréer, / Monsieur, l’expression de mes détestations irrespectueuses».[342]Хотя, как знать!
Французы уверяют, что они покончили со своими aristos,[344]но это не так. В журналах о высшем обществе полно фотографий людей с неестественным загаром, которые называют себя Baron de (барон такой-то) и Comtesse de (графиня такая-то) и требуют, чтобы перед ними пресмыкались.
Префикс «de», стоящий перед фамилией и указывающий на принадлежность к знатному сословию, имеет огромное значение. Взять в качестве примера хотя бы бывшего президента Валери Жискара д’Эстена. Его родитель, чиновник, приобрел право на ношение благородного титула д’Эстен в 1922 году, после того как заявил, что является родственником адмирала с такой же фамилией. Более чем через восемьдесят лет, словно желая доказать снобам, что он действительно classe,[345]Жискар покупает в Авейроне замок д’Эстен XV столетия у религиозного ордена, сделавшего его своей резиденцией. Он заявил, что собирается использовать его в том числе и для хранения семейного архива. Теперь никто не сможет доказать, что его семья – не настоящие представители фамилии д’Эстен. Он добился того, к чему стремился всю жизнь – отныне его потомки с полным правом могут называться д’Эстенами. А еще говорят, что британцы будто бы помешаны на сословных предрассудках.