Книга Кровавый омут - Фрэнсис Пол Вилсон

Припомнилось, как Вики недавно смотрела «Кролика Роджера». За неделю трижды прокрутила кассету, учась его точно копировать. Брелок ей понравится.

Он потянулся к ручке на дверце, видя вместо нее крепкий висячий замок. Странно. Любая другая, даже самая маленькая вещица стоит дороже всего содержимого шкафа. Зачем же его запирать?

— Закрываемся, — предупредил за спиной чей-то голос.

Джек оглянулся. Перед ним стоял хозяин с безразличным выражением на лице.

— Так рано?

— Сегодня в шесть. Чем могу служить перед закрытием?

Он снова повернулся к шкафу.

— Меня интересует одна безделушка.

— Трудно поверить. Определенно эти вещицы, по сравнению с прочим, интереса не представляют. Недавние увлечения. Отбросы поп-культуры.

— Именно поэтому мне кое-что нужно.

— Что, позвольте спросить?

— Брелок с кроликом Роджером.

— А. — Тонкие губы с трудом скривились в слабой улыбке. — Редкая вещь. Очень редкая.

— Не такая уж редкая. Прежде их продавали в несметном количестве, теперь не выпускают, а у меня есть истинный любитель...

— Прошу прощения. Брелок не продается.

— Шутите?

— Уверяю вас.

— Для чего же он выставлен?

Вновь мелькнула тень улыбки.

— Он мне просто нравится.

— Ясно. Для собственного удовольствия заперли рухлядь, разбросав вокруг ценные вещи... Вы не похожи на глупого постмодерниста.

— Надеюсь. Скажем, эти пустячки имеют для меня определенную сентиментальную ценность, и поэтому я их выставил на всеобщее обозрение.

— Сентиментальная ценность кролика Роджера превышает десять баксов?

— Боюсь, превышает.

— Пятнадцать?

Хозяин покачал головой:

— Не пойдет.

— Двадцать пять?

— Нет.

— Пятьдесят?

— Извините.

— Сто?

Беллито вновь отрицательно помотал головой и шире улыбнулся, довольный собой.

Бред какой-то. Наверняка розыгрыш. Отказываться от ста баксов за хлам?

Джек присмотрелся к ушам старика. Слухового аппарата не видно.

Ладно, пора блефовать.

— Пять сотен?

Снова нет.

Самодовольный сукин сын. Как же можно противиться? Постараемся его добить.

— Мистер, даю тысячу долларов — слышите? — тысячу американских долларов. Это последнее предложение. Выбирайте — деньги или брелок.

— Спасибо, выбираю брелок.

Джек испытал потрясение с примесью облегчения. Слишком увлекся торгами. Тысяча баксов за маленькую чепуховину? Кто тут сумасшедший?

Он снова взглянул в умоляющие глаза кролика.

— Ладно. Может быть, в другой раз.

— Нет, — ответил Беллито. — Я говорю «не продается» не для того, чтоб набить цену. Это значит, что вещь не продается.

— Понятно. Не осуждайте меня за попытку.

Упрямый хозяин взглянул на часы:

— Давно пора закрываться.

Джек кивнул и направился к двери.

— Слушайте, мистер...

— Батлер, — подсказал он.

— Скажите, мистер Батлер, вы действительно заплатили бы за брелок тысячу долларов?

— Я сделал предложение.

— Слово ничего не стоит.

— Правильно. И мы снова обмениваемся словами. Поэтому никогда не узнаем правду.

Он махнул рукой, вышел в сумерки.

С виду Илай Беллито — образец выдержки и хладнокровия, а вовсе не готовый к безумству насильник. В нем вообще никаких эмоций не чувствуется. Правда, виделись они мельком, а опыт показывает, что людей редко распознаешь с первого взгляда, однако ему далеко до лунатика, который в новолуние съезжает с катушек.

Будем надеяться. Поработаем три ночи сторожевой собакой, и все.

Притворно интересуясь витринами, Джек медленно проследовал до угла, перешел через дорогу к закрытому мебельному магазину. Ровно в шесть из антикварной лавки вышел рыжий стажер и направился к Хьюстон-стрит, потом пожилая женщина. Из цилиндров над окнами с лязгом выползли железные жалюзи. Через минуту вышел Беллито, запер их на ключ, собственноручно закрыл дверь решеткой, замкнул, свернул направо за угол, прошел по переулку десяток шагов и нырнул в дверь.

Родной дом, заключил Джек. Веди себя хорошо до самого утра, Илай. Не пропусти очередную серию «Клана Сопрано».

Он снова перешел на другую сторону посмотреть номер дома Беллито, слыша, как что-то хрустнуло под ногами. Стеклянные осколки, матовые и прозрачные... Поднял голову, видя, как разлетелся колпак и фонарная лампа, слыша низкий металлический звон. Сомнений быть не может — кто-то выстрелил в уличный фонарь. Скорее всего, дробью.

Джек огляделся. Плохо. Свет погас, дом погрузился во тьму. Кто это сделал? Сам Илай? Или тот, кто на него охотится?

Он пошел дальше к маленькому бистро на противоположной стороне улицы, где за белыми пластиковыми столиками на тротуаре сидели несколько парочек, сел лицом к подъезду, попросил «Корону» без лайма. Убивая время до темноты, можно высосать бутылку-другую, поесть, найти укромное местечко с видом на подъезд — запросто при погасшем фонаре, — посторожить до полуночи.

Джек мысленно отвесил себе добрый пинок за то, что взялся за никчемное дело. Не сидел бы сейчас в одиночестве за шатким столиком, а выпивал бы с Джиа, помогал готовить обед...

Откликнулся на просьбу Эдварда, страшно боявшегося, чтобы брат на кого-нибудь не напал. Невеликое дело. Джиа взяла с него обещание держаться подальше от опасной работы. Слежка за Илаем Беллито вполне безопасна. В худшем случае придется немножко побегать и подсуетиться.

Дело братьев Кентон гораздо интересней. Он с нетерпением ждал встречи с мадам Помроль во вторник. Будет весело.

На рубеже

Выяснилось, что оно — женщина, и больше ничего. Когда-то у нее было имя — забылось.

Помнится, что она никогда не жила в этом старом холодном доме. Где-то был теплый дом, только где — неизвестно. Даже если бы было известно, туда не добраться.

Уйти невозможно. Как ни старайся, она словно привязана к ненавистному дому. Почему, интересно бы знать? Может быть, объяснилась бы необъяснимая злобная обуявшая ее ярость.

Вспомнить бы свое имя!

Она одинока, хотя не одна. Тут есть и другие. Она тянется к ним, но не входит в контакт. Продолжает попытки...