Книга Здравствуй – Прощай - Игорь Афонский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, строй из двенадцати человек марширует из столовой, это неполный состав солдат от двух батарей, остальные на работах и в нарядах. Строй поднимает пыль своими сапогами, экспериментальной обувью, начищенной до блеска или совсем не чищенной, облегченными вариантами или тяжелыми кирзовыми, на шнурках или на «липучках». Пыль можно поднимать в любой сезон года, за исключением периода дождей, когда просто стоит болото, или во время снежных зимних месяцев, когда пыль отступает и не в силах справиться со всем снегом. На дворе весна, и всё на земле, что не успело за день оттаять, тому не суждено уже замерзнуть. Всё это сейчас будет дружно растоптано теми самыми сапогами. Ночью вся земля опять будет скована холодом. А сейчас это можно наблюдать днём, где-то в тени зданий. А там, где растает снег, там будет грязь. Климат можно приравнять к высокогорному климату, это несколько сотен метров над уровнем моря, поэтому снег долго лежит в тени, а потом сохнет. Воздух разряжен, это чувствуется при занятиях физической подготовкой или бегом, тогда воздуха в лёгких не хватает, и они просто рвутся на части.
«Ходьба строем — это не «заскок» высокого начальства, которому тоже нужно показать, что солдаты службу несут исправно, но и не жизненная необходимость. Это, можно сказать, уклад жизни, объединение по интересам, равнение взглядов в строгом соответствии сУставом Вооруженных Сил. Нужно показать всем тем, кто находится за территорией этого дивизиона, что жизнь тут идёт своим чередом, хоть и видно её издалека, как на ладон».
Это жизнь колонистов среди аборигенов, только колонисты прячутся за высокими преградами и считают себя в относительной безопасности, а аборигены недоумевают, так как не считают преградой какие-то камнем засыпанные стены.
— Эй, Антифриз, что спотыкаешься? Дороги не видишь, да? — это, растянутое сквозь зубы обращение звучит как часть каждодневного ритуала. Это придирки, которые должны доводить до истерики любого, но не Олега, а именно к нему обращался идущий следом младший сержант Аджаев. Его необъятная фигура продвинулась в середину колонны. Олег оглянулся и с ехидным прищуром посмотрел на младшего сержанта. Он должен был что-то ответить, но опять промолчал, подобрал ногу в такт и следовал дальше. Так движение продолжалось, но идущее за ним гнусавое чудовище продолжало дышать уже в затылок.
«Почему всё так выходило? Довольно неумолимо и отвратительно?»
Конечно, если бы чудовище постаралось, то могло в разговоре шире открывать свой рот, тогда его речь была бы нормальной и собранной. Правильность речи и постановка слов исчезали при переходе на другой, родной язык сослуживца. Собственно, и чудовищем он не являлся. Просто в силу сложившихся обстоятельств и не сложившихся взаимоотношений стал очень противен Олегу. Аджаев внешними данными очень напоминал одного греческого мифического героя, которому в ходе всей своей жизни приходилось путешествовать, и по той же легенде необходимо было всегда спасать Землю, «Терру». Самого же героя ещё после рождения, согласно традициям, тронутых седой древностью и предков, сбросили со скалы на камни. Тогда всё родственники и соседи думали, что он не выживет, не выкарабкается! И это было такое суровое первое испытание для героя.
Вот, Аджаев тогда и выжил, в этой своей жизни он стал водителем бензовоза и прекрасно себя чувствовал. Он так же спасал Землю, но находился пока на войне. А ещё он исполнял обязанности «каптёра» в дивизионной каптёрке, оттуда рос корень всей этой истории и взаимной неприязни.
Итак, я уже сообщил, что младший сержант был рослый малый. С виду, можно сказать, даже круглый, такой необъятный, без шеи, как борец в легенде. С огромными волосатыми руками, как грабли, и рано лысым черепом. Эти внешне чудовищные данные никто не замечал. Всё смазывалось его темпераментом. На самом деле он являлся довольно интересным рассказчиком, с потрясающей мимикой и громким, оглушительным, непосредственным смехом. Он мог заполнить пустую комнату только собой одним, это было движение звука, полёт массы и всплеск могучей энергии. Своим появлением в казарме он напоминал фонтан, где брызги доставались сразу всем присутствующим. «Молодых» ожидали потоки придирок, скандальная ругань по пустякам, короче, массовые неприятности. А «старослужащим», «равно ему правным» он дарил шутки и смех. В ходе своих частых командировок по маршруту «Хайратон, что возле Термеза — Кабул», он привозил много редких впечатлений и историй.
Истории сопровождались целым действием! Он мог повествовать бесконечно долго. Монологи рассказывались в нескольких лицах, с жестикуляцией и выкаченными глазами из орбит. Чередовались выражения: «Пода-жи!», «Выслушай сюда!», «Вишла всем!».
Как тут не вспомнить анекдот про правописание, что «вилька, тарелька» — пишутся без мягкого знака, а «сол, фасол, вермишел» пишутся с мягким знаком. Это выглядело приблизительно так: в плохо освещенной комнате в тесном кругу сидят «дембеля» и слушают очередную байку. А где-то рядом подшивает подворотничок своему младшему командиру «молодой» солдат. Все часто смеются, потому что без смеха на такое смотреть было бы невозможно. Действие! Действо! Это театр одного Артиста. Рассказ обильно заправлен матами, ругательствами, которые следует опустить.
«Купил, панимаешь, в «дукане» (в афганской лавке) кассету — называется «Индийская Дискотека», понымаешь! Как, в кино «Танцор Диско». Там дэвушка поёт и плачэт: «Джимми, Джимми! Ача! Ача! Джимми, Джимми! Ача! Ача!», а теперь парень ей отвечает, поёт и тоже плачэт!»
Туту рассказчика блестят глаза от переживаний.
Все, конечно, видели эти фильмы, это с детства знакомое, это простое родное индийское кинонашествие. Легко угадывались и герои других его рассказов — это знакомые офицеры, командировочные инспектора, друг Заза — повар и «молодой» молдаванин Костя. Тот, который в третий раз перешивает подворотничок и получает за это дело по шее, но, наконец— то, это ему как-то удаётся. Тут же ставится на стол «мыльница» и включается в розетку, доносится песня до боли знакомая и далекая:
«Аляро! Аляро! Аляро! Дансинг! Диско Дансинг! Диско Дансинг!».
Потом меняется аудиокассета, врывается рев рок-группы «Еигора», потом на смену им прорвались «Scorpions» и, наконец-то, млеющий голос сирот России «Ласковый Май». Всё это необычное и недоступное. Не потому что звучит из колонок простой «соньки», нет! В каком-то другом мире, расположенном за многие километры от них, и всеми ими на долгое время оставленное! И на тот момент: это бесконечно долгое время!
Аджаев теперь сидит в тени стены и ждёт. Сейчас, когда ему принесут его чистый котелок, он посмотрит на качество мытья, придерётся к «шестёрке» по пустяку, но обратно понесёт одну кружку. Ходить со всеми в строю ему уже не позволяет его «звездный» статус, он — «дембель»! Но положение вещей в дивизионе такое, что выбирать не приходится — все ходят на виду у начальства, которое не любит проявления «дедовщины», всякого рода «землячества» и других, неуставных взаимоотношений. Не любит, не поощряет, жестко борется с этим, но чаще закрывает на многое свои глаза, «заливает» их тщательно.
— Ну, пока, Антифриз! — это прозвучало совсем неожиданно! Что-то сломалось, и пытки не помогли, диагноз — пациент выжил. Изгой получил индульгенцию, прописку и возможность существовать безбоязненно, не оглядываясь на крики за спиной. Сколько дней мучений должно было пройти, чтобы чудовище ослабило свою хватку, прекратило травлю и потеряло интерес к своей жертве? Должно быть несколько месяцев. Все считали этот поединок их личным счётом, поэтому никто из посторонних не вмешивался, просто наблюдали.