Книга Каждый умирает в своем отсеке - Виктор Евгеньевич Рябинин

Когда Андрей вновь задокументировал все свои анкетные данные, причины приезда в родной город и события в «Пиццерии», в комнату снова вошли капитан и сержант.

– Да это какая-то отписка, – прочитав, заявил капитан. – Он издевается над нами, видно, ушлый мужичок. Посади-ка ты его пока во вторую. Начальник придет и сам разберется, что это за жук.

Отобрали поясной ремень и все остальное, а затем по длинному коридору повели в камеру, похожую на спичечный коробок. Табуретка, откидной стол, зарешеченное окно – больше ничего не было. Андрей просидел на табуретке часа три, иногда вставал, разминая ноги. Пол был бетонный, и ноги быстро зябли. Тягостно тянулась ночь, изредка, как из бездны, доносились посторонние звуки – голоса, музыка, вопли, собачий лай. Часа в три ночи кого-то с шумом и стенаниями втолкнули в соседнюю камеру. Лечь было некуда, и он кемарил сидя, поместя табурет в угол и прислонившись к холодной стене спиной. Когда туловище затекало, просыпался и вздрагивал. Под утро вообще привиделась чертовщина. Словно он выходит из затопленной лодки через торпедный аппарат. Только оказался вне корабля, как на него набросилась акула и принялась отрывать по куску. Андрей выхватил из специального крепления на ноге четырехствольный подводный пистолет, который используют боевые пловцы и принялся стрелять по морскому хищнику. Акула все приближалась к горлу, пока кто-то Батиным голосом не скомандовал: «Третий и пятый торпедные аппараты – то-о-всь! Третий и пятый торпедные аппараты – залп!»

Слава богу, скрипнула дверь, за Андреем пришел какой-то неизвестный сержант с унылым заспанным лицом.

– Пошли давай, – сказал, как отрезал, – тебя майор ждет.

– А сколько сейчас времени? – растирая затекшие ноги, спросил Андрей.

– Слушай, какая нам с тобой разница, сколько времени. Раз зовут, значит, надо идти. Я сам только прилег. Принесла его нелегкая…

* * *

Начальник отделения Семен Петрович Барсуков был похож на доброго и пожилого бухгалтера, у которого первый раз в жизни с первого раза сошелся годовой баланс. Для полноты сходства он натянул полотняные нарукавники на форменный френч. Завидя Андрея, заулыбался, засуетился, чему уж вовсе не было причин.

– Ну-ну, – просипел простуженно. – Садись, дорогой гостюшко, рассказывай по порядку, выходит, с самого Севера, с Заполярного круга к нам приехал безобразничать? Столица, мол, все стерпит, но по роду службы мы обязаны провести дознание. Человека покалечил, а у него родители, семья. Боюсь, как бы не потащили в суд.

Андрей попросил разрешения закурить, и майор угостил его сигаретой.

– А кто тебе нос расшиб? В той же драке?

– Да нет, здесь, в отделении, оступился в темноте.

Казалось, майор огорчился:

– Ну что же ты, милый, надо быть осторожнее. Так и шею свернешь, не заметишь.

Андрей охотно рассказал добродушному начальнику отделения, что приехал на родину, искал работу, устроился на «Вихрь», где и числится до сих пор.

– Мы это проверили, ты правду говоришь, но на судне повариха рассказывала, что какой-то Павел Николаевич тебя на работу пригласил. Что за человек? Чем он занимается и как его найти?

– Ошиблась она, никто меня пока никуда не приглашал, – ответил Андрей, про себя подумав, что болтливая Зинка своим языком мелет, как та ветряная мельница крыльями, но о существовании Пашки решил на всякий случай умолчать.

– Значит, не знаешь никого… Уважаю и ценю тебя за скромность. Тогда расскажи, как ты бедного паренька у всех на виду лишил зрения. Это тоже из скромности?

– Бедного паренька? Да они целой стаей навалились. Спасибо, ваши ребята отбили.

– А вот это ты напрасно говоришь. – Майор принял строгий вид и поправил нарукавники. – Кто ранее был повязан, те у нас на учете. Эти ребята нормальные студенты, за ними шалостей нет.

Постепенно разговор зашел в тупик, что сильно расстроило ласкового майора.

– Выходит, упорствуешь. И ничего честно рассказывать не хочешь. Иди, милок, в камеру, подумай на досуге. Может, чего и вспомнишь…

…Несколько часов подряд Андрей расхаживал взад-вперед по камере, дремал на табуретке и размышлял о ситуации. Ближе к вечеру в камеру втиснулись вчерашние капитан и сержант. По их радостным лицам было видно, что намерения у них далеко не добрые.

– Ну что, не надумал? – утвердительно спросил капитан.

– Чего мне думать. Это вы думайте. Я офицер запаса, а вы меня тут ниже ватерлинии стараетесь опустить, да еще физически прикладываетесь. Рано или поздно придется за этот беспредел ответить.

– Ниже чего? – не понял сержант.

– Ватерлинии! Но ты не напрягайся, все равно тебе этого не понять.

Сержант без замаха засадил Андрею под ребра пару колотушек, точно гвозди вбил. Когда задержанный упал, сержант зашел сзади и зацепил его руки и шею борцовским кольцом. В захвате чувствовалась мощь, но особой сноровки не было. Капитан тем временем бил его ногами в живот. Постепенно милиционеры выдохлись, хотя и помяли его крепко. В камере Андрея продержали ровно четверо суток. Били еще трижды, один раз с применением веревочного жгута, которым капитан и сержант, войдя в раж, чуть его не придушили, примотав к батарее. Андрей не жаловался и не поддавался уговорам, а понемногу зверел и еле сдерживался, чтобы не дать сдачи. Ночью ему снилось, что он месит своих обидчиков, превращая их нахальные физиономии в тесто.

Однажды к нему даже подослали молодого ефрейтора, который разносил по камерам баланду. Предательски заморгав карими глазками, тот пугливо предложил:

– Так мне жалко вас, так жалко… Замордуют они вас здесь, им не впервой… Может, весточку кому передать на волю? Не сомневайтесь, не выдам. Меня Петром зовут, я здесь два месяца служу…

– Рад бы, Петя, да некому. Один я на белом свете, как перст. И знаешь почему?

– Почему?

– Как и ты, не берег честь смолоду.

На следующее утро Андрея выпустили. В дежурке ему молча вернули документы, часы, бумажник без денег и брючный ремень. Заставили расписаться, что претензий к органам не имеет. Прапорщик подвел его к двери, распахнул и слегка подтолкнул в спину. Андрей снова оказался на воле.

22

«…Тот не пьет шампанского!»

Казалось, что солнце светило особенно ярко и приветливо. Андрей даже вспомнил, как сам неоднократно радовался ласковым лучам, когда после автономного плавания атомоход всплывал из толщи воды в точке рандеву у своих берегов. Втянул полные легкие воздуха и почувствовал, что снова на свободе.

Несмотря на раннее утро, на скамейке у отделения милиции сидела Наташа. Девушка разволновалась, когда увидела его, вскочила, теребя сумочку, одернула блузку на высокой груди. В этой наивной суматошности было нечто трогательное и привлекательное.

– Объясни, – попросил Андрей, опускаясь рядом с ней на скамейку, – почему ты меня предала? В отделении сказали, что тебя нигде не смогли найти.