Книга Есть ли жизнь после Путина - Георгий Бовт

Мы вернулись в свое естественное состояние. В состояние войны с внешним, вечно враждебным нам миром. И наша жизнь, погрузившаяся было в скучную рутину хозяйствования да выживания, обрела прежний бодрый смысл. Перемены в ней, во внутренней жизни, будут стремительно развиваться в полном соответствии с текущим моментом.

2014 г.

Со слабыми не договариваются

Новая «холодная война» между Россией и Западом видится неизбежной уже вне зависимости от того, продержится ли в «замороженном» виде хотя бы до лета конфликт на Украине. То, что наши отношения с Европой, не говоря об Америке, уже не будут прежними, стало ясно год назад, с присоединением Крыма и началом войны на юго-востоке Украины. Первое время еще были споры о том, настала ли уже эта самая «холодная война-2» или еще не совсем, но сейчас спорить об этом поздно. И можно задаться вопросом, как это новое противостояние будет оформлено. Идеологически и, что важнее, институционально.

Формы взаимодействия, родившиеся после окончания первой «холодной войны», всякие «партнерства ради мира» (с НАТО) или просто «партнерства» (с ЕС) канули в Лету. Даже если в конце года и состоится возвращение России, скажем, в Парламентскую ассамблею Совета Европы (пока логика развития наших отношений с Европой делает такое возвращение бессмысленным), то максимум, чем мы там будем заниматься, – это бесконечно огрызаться и «давать отлуп» всяким попыткам учить нас жить и тем более критиковать.

Членство в подобных организациях имело какой-то смысл, когда мы еще продолжали твердить нечто про «общие европейские ценности» (поскольку эти организации, они как раз «про ценности»). Но поскольку с «общими ценностями» сейчас все уже до предела утряслось и прояснилось, то к чему сохранять еще одну площадку для пререканий, хватит и Совета Безопасности ООН.

Так или иначе (даже если возвращение в ПАСЕ формальное и состоится), более актуальным становится вопрос об институтах и параметрах противостояния, нежели сотрудничества. Ну и каких-то форм «арбитража» по тем вопросам, которые, как ни противно обеим сторонам, еще придется какое-то время утрясать.

К последним относятся энергетические проблемы. ЕС пока покупает у нас нефть и газ. Хотя состоявшийся на днях очередной саммит ЕС еще раз подтвердил приверженность Европы долгосрочному курсу на минимизацию энергозависимости от Москвы.

Создание Энергетического союза – это, собственно, оформление новых «институтов противостояния».

Для начала на уровне консолидации позиций стран – членов ЕС по контрактным отношениям с «Газпромом», что неминуемо приведет к дополнительному уменьшению его выручки в Европе помимо потерь от падения цен на энергоносители. Далее интриги развернутся вокруг наших попыток обойти Украину через Турцию: этому будет противопоставлен «азербайджанский вариант», будут разыграны «туркменская» и «иранская» карты. Газопровод OPAL, скорее всего, будет для нас как минимум резко ограничен по части возможностей российских поставок. При участии американцев будут вопреки более высокой себестоимости продвигаться варианты поставок сжиженного газа и т. д. Взят курс на то, чтобы через два-три года если не полностью избавиться от российских газовых поставок, то резко сократить их. Исходя лишь из экстраполяции уже наметившихся тенденций, сделать это будет непросто, но при большом политическом желании возможно.

Однако главная для нас опасность лежит в возможностях таких качественных изменений в энергетике и структуре энергопотребления (новые двигатели, новые источники энергии и т. д.), которые подорвут наш экспортный потенциал не только в Европе, но и в мире.

ЕС готовится к информационно-пропагандистскому противостоянию с Россией. Уже задумавшись о создании информационного противовеса RT. Но в целом противостояние в гуманитарной и информационной областях будет существенно отличаться от времен первой «холодной войны». Сейчас не идет речь о конкуренции двух образов жизни или образов будущего (России еще предстоит создать такой образ будущего для собственных граждан: куда мы идем, что мы строим, в чем состоят наши общественные смыслы, отличные от западных). Поэтому противостояние в информационной сфере сведется, скорее всего, к банальному манипулированию массовым сознанием.

Уже ясно, что даже в условиях открытости любой информации в этом можно преуспеть сильнее, чем в условиях взаимной изоляции времен «холодной войны-1»: самая крепкая, высокая и непреодолимая стена, как оказалось, может быть вполне успешно построена в головах. Мифотворчество преуспевает с обеих сторон противостояния. При этом в мире объективно существует информационно-пропагандистская ниша, основанная на отторжении «однополярного мира», конструируемого при американской гегемонии.

В этом смысле Путин, как возглавляющий «антиамериканский поход», во многом востребованный политик во многих частях света и для многих политических сил.

Не идет нынче речь о соревновании двух социальных систем. Мы более не строим самое справедливое общество всеобщего счастья, равенства и братства. Наши политические союзники на том же Западе – это не «мировое коммунистическое движение», а отдельные страны или политические партии вроде «Национального фронта» Марин Ле Пен. Эти союзы не системны, как Варшавский договор или СЭВ, а индивидуальны, во многом основаны на «антиглобалистском» или антиамериканском фрондерстве или «евроскептицизме». Сменись, скажем, Виктор Орбан в Венгрии или партия «Сириза» в Греции у власти – и неизвестно, как сложатся отношения этих стран с Москвой.

Основным содержанием нового противостояния Запада с Россией станет не столько курс на политическую или информационную изоляцию Москвы (хотя и он тоже), сколько политика экономического давления.

Исходные условия при этом кардинально отличаются от тех, при которых начиналась «холодная война-1». Хотя СССР был сильно ослаблен войной (но превосходил тогда все европейские армии, вместе взятые), это была самодостаточная экономика. Мало зависимая от внешней конъюнктуры. Более того, в условиях демобилизации с середины 1950-х, хрущевской «оттепели», а затем попыток начать «научно-техническую революцию» в 1970-х она даже продемонстрировала способность к наращиванию промышленного и технологического потенциалов.

К сегодняшней «холодной войне-2» мы подошли, по сути, с разрушенной промышленной и, что еще хуже, научно-технологической базой. В 1960-х годах Советский Союз на равных мог включиться в «лунную гонку» с Америкой (к поражению в ней привело не столько отставание в технологиях, которого в космосе даже близко не было, сколько цепь сугубо управленческих ошибок). Сейчас мы более чем на 90 % зависим в элементной базе (в том числе для ВПК) от Запада. По этому слабому месту нас и будут бить.

Пресловутая «поправка Джексона – Вэника», десятилетиями ограничивавшая (на практике – чисто номинально) наши торговые возможности, и «списки КОКОМ» (действовавшие с начала 1950-х и ограничившие поставки в СССР новейших технологий) покажутся детской шалостью по сравнению с нынешними и грядущими ограничениями, которыми будут стараться добивать подсевшую на иглу технологического импорта не только нефтегазовую, но и все другие сферы российской экономики.