Книга Коло Жизни. Бесперечь. Том второй - Елена Асеева

Впрочем, в этот раз, открыв глаза, она сразу смекнула, что находится не в Березани, а где-то в другом месте. Еси резко села, с испугом обнаружив, что совершенно голая, и, ко всему прочему, еще и лишена волос. Рывком вскинув вверх руки она ощупала голову, и пришла в ужас, ибо кожа на ней была такой гладкой, точно там никогда дотоль не росли волосы. Чуть слышно вздохнув и в бессилие уронив книзу руки, девушка огляделась. Пред ней пролегал долгий и широкий коридор, где мутно-серые стены слегка дрожали клетчатой более светлой рябью и заполняли собой значительно не высокий свод. Зеркальная полированость пола поражала очи своей словно растянутостью, расплывчатостью единого полотнища. Стремительно вскочив на ноги, поелику в этом огромном, давящем своей серой рябью коридоре теперь она находилась одна, Есинька развернулась и с тем гулко вскрикнув, шагнула назад.

Так как расширившийся до невообразимых широт, там, впереди, проход глянул на нее, висящей во весь зримый проем восьмилучевой, серо-голубой, пульсирующей звездой. В самой своей сердцевине звезда была густо расчерченная двигающимися по коло змеевидно выгнутыми полосами, напоминающими молнии. Широкие лучи звезды, схожие с лепестками цветка, острыми своими концами вонзались вгладь пола. Их поверхность была кучно испещрена серебристыми символами и знаками ни на миг не прекращающими своего течения. Также пульсирующе-мигающе двигались и сами лучи, степенно расширяющиеся, засим вспять медлительно сужающиеся, одновременно в объеме, длине и ширине. Промежуток меж лепестками заполнялся более темными, стальными полотнищами, схожими по виду со струящейся водой, сбегающей по их краям вниз, в середине вспять вверх, вливаясь в саму суть лучей.

Лепестки, как и центр звезды, разрезанные молниями, неторопко вращались, описывая коло. Неспешно двигаясь по ходу часовой стрелки они нежданно набирали ретивость, и начинали вращаться с бешенной скоростью. Потом также резко снижали быстроту своего хода и словно выплескивая цвет из лучей смотрелись выступающе-покатыми, а немного погодя всасывали размытые части лепестков вглубь темных, стальных полотнищ. И тогда свет, каковой насыщал и саму звезду, и пространством впереди, становилось более ярким, а в коридоре виделось все также четко как днем на Земле.

Есислава туго дыша, смотрела на перемещающиеся по глади лепестков символы, спустя пару минут, узнав в неких из них те самые которыми пользовались дарицы, подаренные им когда-то белоглазыми альвами, так величаемую слоговую письменность, начерченную образом «черт и резов». Затем разобрав и другие знаки… очевидно, иные формы, имеющие письменное обозначение слов, слогов, ценных понятий всего того, что составляет суть языка передающего выражение мысли при помощи звука. И с тем подле слоговых письмен увидела вращающиеся руны, литеры, свастики, ваджеры, буквы, иероглифы, цифры, знаки, графемы.

Еси степенно стал охватывать тугой ужас, каковой сковал рот, и, похоже, захлестнул собой обитающего в ней Крушеца, гулко застенавшего. Девушка торопливо попятилась назад, ступив сначала одной, посем второй ногой, жаждая и вовсе, развернувшись, убежать. Однако внезапно из досель гладкого пола вырвалась, выбросив вверх узкими полосами ржаво-серых отростков, с одной и другой стороны правой стопы, сеть, напоминающая паутину. Она стремительно опутала оголенную кожу ноги, словно срослась с ней. Еще мгновение и паутина не просто переплелась с кожей, она проникла под нее, вглубь плоти и свилась с пепельно-голубыми венами, красными жилками, белыми нервами и красным мясом. Доли секунд спустя направившись вверх по телесам прямо к лодыжке, колену, лядвеи. Есинька срыву дернула окутанной с поверхностью пола ногой, не в силах днесь не то, чтобы ее поднять, но даже шевельнуть перстом, будто намертво слившимся с паутиной… Тотчас, и левую стопу схватили в полон ржаво-серые отростки паутины. Они и вовсе, вероятно, в один вздох опутали кожу, проникли в нутро плоти, смешались с сосудами, нервами, мышцами, и дотянулись до бедер.

Порывчато всплеснув руками, Еси гулко вскрикнула, впрочем, с тем вылетевшим из недр груди стоном, дымчатые отростки, явившиеся в мгновение ока с правой и левой стены коридора, выбросив петли, плотно обхватили запястья. Единождым махом они растянули ее руки в разные стороны, и немедля вклинились под кожу, обвили плоть, и как увидела Есислава, сами кости, не просто с ними переплетаясь, а словно окукливая каждую жилку, нерв, вену. Также ретиво они опутали предплечья и плечи юницы, придав самой коже вид пепельной-голубизны. Дотянувшись до плечевых суставов отростки, резко дрогнули и с тем одеревенели ноги и руки Есиньки, точно по ним прекратила перемещаться даже сама кровь. Плотное отишье на самую малую толику повисло во всем этом помещение… но только на самую малую толику.

Внезапно громко хрустнув и разорвав поверхность пола позадь застывшей девушки, из разошедшихся ступенчатых черных внутренностей вырвался и вовсе мощный корень. Он разком двинулся вверх и вперед, да пробив в районе крестца юницы кожу, врезался в его переднюю вогнутую поверхность. Корень рывком выпустил из себя тончайшую поросль волоконцев обвивших боковые артерии, ветви нервов и впившихся не только в кости, но и купно перемешавшись с нервами, мышцами, хрящами, суставами, связками составляющими позвоночный столб. На удивление кроме страха Есислава не чувствовала боли, хотя вместе с тем ощущала разрыв собственной кожи и слияние с ней чего-то иного, обаче, не чужеродного. От правящего в ней ужаса она, кажется, перестала дышать, когда почувствовала как тонкие отростки корня, полностью опутав позвоночник, и одеревянив все ее тело шевельнулись, где-то в глубинах плоти.

Еще может минута, и волоконца окутали сетчатой паутиной внутренние органы: легкие, печень, почки, селезенку, матку и, наконец, само сердце. Отчего вмале Есинька разобрала как громко и ритмично, точно ударяя в бубен, оно застучало внутри того сотканного кокона. В свой черед мерно и бесперебойно дышали легкие, свершая степенный вздох воздуха, поступающего через паутины, и протяжно-долгий выдох, выходящий чрез густоту тех нитей.

Теперь, похоже, запаниковал мозг Еси, аль может всего-навсе Крушец, желающий выплеснуть свой страх чрез плоть, еще поколь ей подчиняющуюся. Девушка торопливо раскрыла рот, однако тот же миг услышала властно-теплый голос. Это был даже не голос, а шорох, что порой наполняет лесные просторы своим появлением. В нем слышалось шебуршание сухой переворачиваемой листвы, покачивание ветвей, а может все же колыхание травы, той, которая наполняла елани Земли. Все это слитое во единое целое, а потому такое близкое, родное пропитало само помещение и отозвалось в юнице:

– Еси… Есинька… Есиславушка, – послышалось сразу со всех сторон. – Тише… тише… тише… Не надобно нервничать. Все хорошо, моя бесценность… моя драгость… моя любезность. Ноне так надо, чтобы при лечении Крушеца не пострадала ты. Чтобы все органы, вся твоя плоть осталась в прежнем, здоровом состоянии. Главное, чтобы ты сейчас оставалась спокойной, не кричала, не слушала Крушеца и не исполняла его желаний. Сейчас он слаб и правишь ты. Потому успокойся, сомкни рот и доверься мне, моя девочка… моя милая, дорогая девочка.

В том тихом, мерном дуновение девушка уловила голос Першего и единожды Асила, а потому тотчас сомкнула рот… Рот, который поколь подчинялся ей. И пару минут спустя не только иссякла паника в ее мозге, но и в самом Крушеце. Воззрившись в центр звезды, где сейчас соприкасаясь многогранно расчерчивая свинцовую макушку, кружили по коло молнии, порой, словно разрезая друг друга на части. Какое-то время округ Есиславы все было спокойно, несомненно, Родитель давал ей возможность умиротвориться. А засим из пола, прямо в нескольких шагах от нее, разорвав его гладь резко и на части так, что живописались пролегшие во всех направлениях крупные и малые трещины, стремительно вырвавшись, понесся к голове Есиславы ржаво-серый, ребристый корень, в обхвате не толще руки. Он дюже скоро достиг лица юницы и воткнулся в сомкнутые уста, махом надавив на зубы, вроде пригнув верхние из них к небу, а нижние к языку, миг спустя ворвавшись в глотку, окутав ажурными паутинками голосовые связки, трахею. Распавшись вже, по-видимому, во рту на отростки, он направил их движение через нос к ушам, и далее к черепной коробке, укутав своими, как почудилось девушке, клейкими волоконцами сам мозг, кости и очи, потому как нежданно и правый глаз стал видеть мутно, вроде сквозь струящуюся зябь.