Книга Переносчик смерти - Нил Бастард

— Звучит фантастически, — говорю я, стараясь не проявлять никаких эмоций, хотя услышанное поражает меня своей отъявленной кровожадностью и людоедством.

— В том-то и дело, что ничего фантастического здесь нет! — восторженно восклицает главарь. — Время сейчас такое, что любой замысел, еще вчера казавшийся совершенно нереальным, сегодня может быть воплощен в жизнь. — Он замолкает и некоторое время смотрит на меня.

Видимо, ожидает появления в моих глазах такого же восторженного блеска, как и у него.

Однако ничего подобного не происходит, и Лайд, словно торопя меня, говорит:

— Ну так что? Ты готов примкнуть к нам? Подумай только, ведь ты можешь стать великим человеком. Миллионы людей будут припадать к твоим ногам в знак благодарности и смирения.

— Вынужден отказаться, — тут же говорю я. — Я просто врач, а не какой-нибудь религиозный или политический деятель. Покорение мира не входит в мои планы. Я лечу людей и хочу продолжать это делать до тех пор, пока у меня будет хватать сил. Поэтому…

— Ты не спеши с ответом, — прерывает меня фундаменталист, с лица которого в одночасье исчезает улыбка. — У тебя еще есть время обдумать мое предложение и дать взвешенный ответ. Правда, его не так уж и много. Поэтому думай, но не особо затягивай с ответом.

Я слушаю Лайда и отмечаю про себя, что его тон стал несколько зловещим. Он требует подумать, но при этом прямо указывает мне на то, каким должно быть мое решение.

27

Ночь. Я нахожусь в отведенной мне пещерной комнатке. Должен спать, но никак не могу. Слишком много мыслей роится в моей голове.

Я размышляю не только над словами главаря фундаменталистов, но и над ситуацией в целом. Она кажется мне безысходной. Мне сложно решить, что я должен делать далее. Да, я буду помогать здешним больным. Но в один прекрасный момент мне скажут: ты с нами или с пулей во лбу.

Хотя такого может и не случиться. Не исключено, что люди, выздоровевшие с моей помощью, защитят меня в знак благодарности за исцеление. Впрочем, кто их знает. Реальность обещает быть непредсказуемой. Как для меня, так и для них.

Из соседних помещений доносятся стоны больных. Я давно привык к этим звукам. Они ничуть не мешают мне.

Однако в какой-то миг мне удается различить среди них голос Лайда. Я напрягаю слух.

Слова звучат не очень отчетливо. Однако я догадываюсь, что он с кем-то ведет разговор. Исходя из того, что реплик собеседника вообще не слышно, я делаю вывод: Лайд говорит по телефону.

Меня распирает от любопытства. Я не знаю, о чем идет речь. Но предполагаю, что в разговоре может быть затронута судьба моих коллег и вдовы берберского вождя. Даже если я и ошибаюсь в своем предположении, то все равно не мешало бы послушать, понять хотя бы общий смысл этой беседы.

Комнату мою никто не охраняет. Но я рискую наткнуться на кого-нибудь из боевиков рядом с ней, прямо в галереях. Мне приходится быть максимально осторожным. Я стараюсь передвигаться бесшумно, чтобы не привлечь постороннего внимания. Стоны больных сейчас мне на руку.

Я подкрадываюсь к комнате главаря, прячусь сбоку от входа. Теперь голос Лайда слышен вполне отчетливо. К моему счастью, он говорит по- арабски. Это значит, что в общем и целом я сумею разобраться, о чем идет речь.

Правда, сначала мне приходится въезжать в контекст — слова понятны, но смысл не улавливается. Я довольно быстро справляюсь с этой трудностью, слушаю и схожу с ума от того, что становится мне известным. Главарь фундаменталистов беседует с кем-то из тех людей, которых он совсем недавно называл прислужниками шайтана.

Естественно, я не могу расслышать, как реагирует на слова Лайда его собеседник. Но общая картина переговоров и без этого вырисовывается весьма выразительно.

Лайд затевает еще одну игру. Беседуя со своими заклятыми врагами, разбомбившими его лагерь, он не предъявляет им никаких обвинений. Старается говорить спокойным, но при этом уверенным тоном. Предлагает военным объединить усилия и поделить власть.

Я полагаю, что такое заявление вызывает у его собеседника ступор или нечто подобное. Фундаменталист же тем временем продолжает гнуть свою линию. Он соглашается с тем, что на стороне временного правительства сейчас очевидный военный перевес. Но вместе с тем напоминает, что ни один боец правительственных войск не застрахован от опасности подхватить вирус Эбола.

Спасителем главарь боевиков выставляет себя лично. В случае заключения союза с военными он обещает спасти от болезни всех солдат, которые в этом нуждаются.

С ужасом для себя я осознаю, что игра, затеянная Лаидом, очень серьезна. Она смертельно опасна не только для жителей этой страны, но и для человечества в целом. Причем в любом случае, независимо от того, согласятся ли военные на союз с фундаменталистами или нет. Лайд — это абсолютное зло, которое не остановится ни перед чем в стремлении достичь своей сумасшедшей цели.

28

Лайд требует от меня ответа на свое предложение. Я продолжаю упорствовать. Заявляю, что обращаться в его веру не стану. Напоминаю о своей Профессии.

— Если бы не верность врачебной клятве, то я не стал бы помогать твоим товарищам, — приходится мне втолковывать ему очевидное. — Отступить от нее я не могу. И в дальнейшем буду помогать всем тем людям, которые в этом нуждаются. Мне нисколько не важно, кто именно передо мной окажется. Мусульманин, христианин, иудей или атеист, бербер или араб, европеец или чернокожий — все для меня одинаковы. Это мое личное убеждение, изменить которое невозможно.

— Изменить можно любое убеждение, — не соглашается со мной главарь. — Если не по доброй воле, то под нажимом обстоятельств. Ты пока подумай еще над моим предложением, а об этих вот самых обстоятельствах поразмыслю я. — Он снова не объясняет, что имеет в виду.

У меня в голове опять вспыхивает мысль о моих коллегах.

«Уж не ими он собирается шантажировать меня?» — задаюсь я вопросом, но через некоторое время заверяю себя в том, что ошибаюсь.

К величайшему сожалению, все мои коллеги погибли.

Я продолжаю работать. Лечу боевиков. Надеюсь, что их настигнет справедливая кара в одном из ближайших боев или на суде над военными преступниками, но не прекращаю им помогать. В подобном двусмысленном положении я оказывался и прежде. Однако такая глубина противоречивости моих чувств и мыслей достигнута, пожалуй, в первый раз. Хоть ты разорвись!..

Ко мне подходит один из помощников Лайда и велит подойти в одну из пещер.

— Командир зовет! — добавляет он, видя, что я слишком уж медленно реагирую на его слова.

Я иду вслед за ним. В пещере вижу боевиков и их главаря. Все вооружены. У стены стоят несколько пожилых женщин. Судя по их нарядам, это берберки. Посыльный кивком указывает мне на место, где я должен остановиться. Никто ничего не говорит. Женщины тихо плачут.