Книга X20 - Ричард Бирд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она счастливо сжала сигарету в зубах, и я посоветовал ей быть осторожнее. Она понятия не имеет о власти сигареты.
— Ах да, конечно, — сказала она, — она убивает людей.
— И не только.
— Мне скоро пора идти, — сказала она.
— Уже?
— Надо ночью хорошенько выспаться. Чтоб голосовые связки и горло отдохнули, сам понимаешь.
— Да, уже должен бы.
— И, разумеется, легкие, — сказала она.
— Все нормально?
— Да, — сказала она, — все хорошо.
Она протянула мне сигарету Джулиана.
— Скажи мне, почему она волшебная, — сказала она, но что-то в ней изменилось. Она вдруг погрустнела и разглядывала подол своего платья все время, пока я объяснял, как, возможно, не знаю, в какой-нибудь параллельной вселенной, если бы мы курили и все такое, хотя мы вовсе не курили, но если бы курили, или не обязательно мы, но кто-нибудь другой выкурил бы волшебную сигарету, то мы, или они, влюбились бы в первого же человека, которого увидели. Или даже влюбились бы в человека, с которым курили эту сигарету, если они оба курили, в параллельной вселенной и так далее.
— Ты так считаешь?
— Ну, кто знает?
— Это нехорошо, я лучше пойду, — сказала она.
— Что нехорошо?
Она встала и стала надевать курточку.
— Что нехорошо, Джинни?
— Не надо, — сказала она.
Я встал. Чтобы пробраться к двери, ей пришлось положить руки мне на плечи и отодвинуть меня в сторону.
— Чего не надо?
— Прости, — сказала она. — Не надо было мне приходить. Это нехорошо, так нельзя с Люси.
Она не стала открывать дверь. Попыталась выдавить улыбку.
— Ты должен кое-что знать, Грегори, — сказала она. Указательным пальцем она коснулась моей руки. — На самом деле она не волшебная. Это просто сигарета.
Она привстала и легонько прикусила мою нижнюю губу. Затем отшатнулась и оттолкнула меня.
— Ну что, не так уж и плохо, а?
Затем Джинни ушла, закрыв за собой дверь. Я ошеломленно таращился на сигарету Джулиана: на фильтре теперь виднелись следы губ.
Конечно, я всегда знал, что никакая она не волшебная.
Лаборатория Тео в задней части дома походила на последний оплот джунглей. Повсюду стояли растения в ярко-красных горшках и желтых мешках, и листья зеленели всеми мыслимыми оттенками. Листва заслоняла светильники на потолке, но зеленоватый свет все же просачивался. По стенам текло, повсюду такая влажность, что постоянно казалось, будто воздух наполнен пáром, идущим непонятно откуда.
Эмми увезла Тео в больницу, а я пытался оправдать свое проникновение сюда тем, что за все заплачено моими деньгами: за двойные стекла в окнах, за рабочую скамью и микроскопы, предметные стекла, чашки Петри, скальпели и громадные промышленные бутыли. Из середины пуфика, полускрытого листьями, на меня скептически смотрел Бананас, и Бананас был прав. Это деньги “Бьюкэнен”.
Я присел на корточки, и Бананас позволил мне почесать его за ушами. Клуб самоубийц изменил Бананаса. Ему давно уже было мало осторожно вдыхать воздух над пепельницами. Его зависимость усилилась, и теперь он любил еще подлизывать из пепельниц пепел. Он научился забираться в кисет Уолтера и лежать совершенно неподвижно, уткнувшись носом в табак и жмурясь от удовольствия. Тео даже купил ему собственный кисет, набитый латакией, и Бананас всегда держал его поблизости от пуфика. Приходя в гостиную, он приносил его в зубах, но в основном дрых в лаборатории, и мне нравилось думать, что у него особый талант унюхивать потенциал зеленых листьев табака.
Но я все медлил, отчасти потому, что заметил: не все растения в лаборатории одинаковы. Не только по размеру, но листья разной формы, а стебли разной толщины. В конце концов я взял одно растение, стоявшее над скамьей, потому что его удобно нести, и оставил Бананаса в грезах, наполненных джунглями, где с неба шел дождь из латакии.
В Центре исследований я водрузил растение на стол Джулиана. Он долго этого добивался, но все же меня удивил, обняв за плечи и предложив прогуляться. Я спросил его, когда ждать ответа от специалистов “Бьюкэнен”.
Мы шли к пруду. Я закурил.
— Каких таких специалистов? — спросил он.
— Я принес тебе табак.
Мы миновали теннисный корт.
— Принес, — сказал Джулиан, — и я об этом поразмыслил. Не думаю, что заниматься доктором Барклаем — наша обязанность.
— Не понимаю. Он всю жизнь горбатился на “Бьюкэнен”, и у него рак от сигарет “Бьюкэнен”.
— Прости, по-моему, я что-то упустил. Разве выявлена какая-то связь между курением и раком?
— Не будь ублюдком, Джулиан.
Он повернулся ко мне. Ткнул меня пальцем в грудь, и я отступил.
— А теперь ты послушай меня, Грегори. — Он вдруг словно увеличился в размерах. Еще раз ткнул меня пальцем: — Просто послушай. Я проторчал в этом сральнике почти два года. До сего дня я показывал тебе лишь плюсы да мой оглушительный успех с людьми из ЛЕГКОЕ. Минусы же заключаются в том, что по моей вине “Бьюкэнен” потеряла одного из лучших ученых.
— Ты сказал, что ему поможешь.
— Как ты помог мне, когда я пытался удержать его в Центре? Грегори, моя карьера здесь загибается, а от тебя помощи ноль.
— Я принес тебе табак, — сказал я. — Как ты и хотел.
— Ты принес мне КАУЧУК, идиот, из личной лаборатории Барклая, которую ты построил для него на деньги “Бьюкэнен”. Ты знаешь, я женат. Мне о будущем думать надо.
Он повернулся и пошел обратно к Центру, оставив меня на берегу пруда, откуда больше некуда идти. Затем он остановился, обернулся и ткнул пальцем в мою сторону.
— И еще, — сказал он. — Люси Хинтон.
— В чем дело?
— Конечно, я ее помню. У нее был восхитительный рот.
15
Пьяный студент или недовольный библиотекарь всунул зажженную сигарету Сартру меж приоткрытых губ. Толстая французская сигарета без фильтра, и всякий раз, когда я смотрел вверх, Сартр успевал ее немного выкурить. Джинни сказала:
— Не надо мне было этого делать, Грегори. Прости.
Знакомый солнечный свет, заливающий библиотечный дворик, утро в разгаре. Казалось, наша дружба застряла в этих эпизодах длиной в сигарету, и любой прогресс, на который мы способны, сопровождался настырным присутствием Жан-Поля Сартра, который не столько курил сигарету, сколько ел, медленно всасывая ее, как спагетти.
— Я ничего не могла с собой поделать, — сказала она. — Я хотела этого, ты был рядом, и я не устояла.