Книга За милых дам - Ирина Арбенина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это род одержимости.
Оккультисты и маги называют эти эфемерные существа, создаваемые человеческой волей, элементарными существами, или элементалами».
— Чего-то сложновато… — вздохнул пенсионер, с трудом одолев страницу: — Внушение… элементалы.
— Да уж, непросто… — усмехнулась дама.
— А что, это правда возможно?
— Что именно?
— Ну, что-то внушить… Вот сейчас, скажем, внушить… А тот, кому внушили, исполнит это в намеченный срок?
— Да нет, конечно… — Дама любезно улыбнулась. — Сказки…
— Сказки?!
— Ну да… Средневековые. Вы же видите, кто автор…
— Папюс какой-то…
— Вот именно… Жерар Папюс. Мистик и маг из прошлого века…
— Но вот пишет же человек…
— Ну, пишет… — Дама опять улыбнулась туристу, как дитяти несмышленому. — Видите ли, он жил давно. И все, о чем он пишет, тоже было давно… Давно и неправда.
Она забрала у попутчика книгу и, захлопнув, убрала ее в сумку.
Французская Ривьера встречала весну. Едва пробившаяся из почек зелень была такой нежной, что, казалось, в воздухе, пропитанном солью и свежестью моря, на ветвях деревьев повисла зеленоватая дымка. Автомобиль поднимался все выше в гору, петляя по идеально ухоженной дороге… Женщина попросила водителя остановиться недалеко от таблички «Privee»… Постояла задумчиво какое-то время на границе частного владения. Потом отпустила машину и отправилась дальше пешком.
Мальчик ждал ее, как они и условились, рядом с воротами. Возле его ног лежали два черных с рыжими подпалинами добермана. При ее приближении они напряглись и зарычали. Но Марк бросил им:
— Тихо!
И собаки мгновенно обмякли, успокоились.
— Тетя!
Марк обнял ее нервно и нежно, и Женщина чуть не заплакала от жалости.
— Как ты изменился, дружок…
За те два года, что она не видела этого ребенка, он ужасно вытянулся и из невысокого, щуплого подростка превратился в долговязого, худого юношу, бледного, несмотря на все солнце Ривьеры, с лихорадочным блеском в глазах.
— Наконец-то… Наконец вы приехали.
Ей показалось, что он всхлипнул, как будто собирался заплакать.
— Ну, ничего… Ничего… — Она погладила его по щеке. — Все будет хорошо… вот увидишь.
— Вы не пойдете к ним?! — Марк посмотрел в сторону дома — покрытые черепицей башенки виллы розовели над салатовой дымкой деревьев.
Женщина не торопилась отвечать… «Боже, какая красота кругом, и сколько мерзости, низости среди такой красоты… среди этих нежных листочков».
— Я не хочу, чтобы вы с ними разговаривали… Не ходите, — нервно повторил Марк. — А то…
— Что же, дружок?
— Вы тоже будете за них! А я не хочу… У них и так — все. А у меня — ничего… и никого.
— Не пойду. — Женщина взяла его под руку. — Я приехала к тебе.
«Его самого когда-то купили, и теперь он боится, — велико обаяние богатых! — что купят и меня…» Вся ее жалость к юноше мгновенно испарилась.
Когда посреди ночи ее разбудил в Москве звонок Марка, она с трудом поняла, что к чему… Отец Марка не входил в ее планы. Марк был ее дальним родственником, сыном троюродной сестры. В телефонной трубке слышались судорожные всхлипывания, он кричал, что всех их ненавидит… что сделает что-то ужасное… Когда остались только гудки, Женщина положила трубку и некоторое время сидела на краю постели, раздумывая. Обычная история… Отец Марка разбогател мгновенно и фантастически. Всю жизнь он прожил кое-как, в основном перебиваясь на зарплату жены, школьного завуча, неплохую по тем временам — триста рублей. В смутные времена основал некий фонд, собрал деньги с нескольких тысяч дураков и уехал. С женой развелся. Сын выбрал отца и уехал вместе с ним.
Женщина понимала, почему мальчик не позвонил матери, а выбрал в качестве телефона доверия ее номер. Смысл сделки «купля-продажа» хорошо известен и детям. А ему, когда он бросал мать, было уже пятнадцать.
Да вот только не заладилось… Плюс обычная юношеская неврастения. Ты чувствуешь себя центром мироздания, а окружающие этого упорно не замечают и ведут себя так, будто перед ними нечто неопределенное. Отец, рассеянный, занятый своими делами и едва замечающий сына… Молодая ненавистная мачеха, молочная сестренка, которую все обожают, старуха — новая теща отца… Понятно, что на этой вилле жизнь мальчика не была сладкой… Ну что ж… Это будет неплохое дополнение к плану. Надо реагировать на вновь возникающие обстоятельства… быть более гибкой. Женщина постарается оправдать оказанное и по телефону доверие.
— Они завтракают… Пройдите в сад, там никого… — предложил Марк.
Они шли по дорожкам, усыпанным мелким ракушечником, — когда-то и в России на южных курортах было так же: не серый плавящийся на солнце асфальт, а перламутр и шорох морских ракушек, поглощающих жару и пыль.
Доберманы разочарованно — им не разрешили никого загрызть — плелись позади… Железная выучка: догони чужого и убей — пропадала зря.
Над морем им ударил в лицо ветер… Белая балюстрада, огораживающая площадку над обрывом, немного потемнела от долгой зимней сырости. Средиземное море, еще туманное, еще холодное, простиралось внизу серо-голубой бездной.
— Что же ты хотел натворить? — спросила Женщина. Узкая рука в светлой перчатке легла на балюстраду.
Марк наклонился вниз, заглядывая в туманную глубину бездны.
— Ничего…
Он помолчал. Женщина тоже молчала, не торопясь ему помогать.
— В общем… я хотел себя убить.
— Понимаю… Ты решил им не мешать. Благородно.
Его просто передернуло от отвращения:
— Еще чего!
Он так ненавидел свою семью, что само предположение, будто он собирается сделать для них что-то хорошее, именно: умереть и оставить их в покое… оставить их — без него! — наслаждаться деньгами, покоем, этой виллой, автомобилем «Порше», который отец не дает ему по совету мачехи, — показалось ему донельзя скверным. Оставить их в покое?!
— Еще чего! — повторил он и перестал смотреть вниз. — Вы думаете, они будут только рады?!
Женщина молчала. Она не собиралась торопить события. В данном случае это только повредит. Мальчик так их ненавидит, что все сообразит сам. Она только поможет ему, направляя его нехитрые обозленные мысли в нужное русло.
На площадке, неуклюже ковыляя, появился маленький ребенок. Рядом, шаг в шаг, тоже переваливаясь, шла бонна — полная, степенная женщина. Бонну никогда не спутаешь с бабушкой — бонны похожи выражением лица на верховных судей…
Ребенок остановился, поглядел на них, и этого незапланированного удивления оказалось достаточно, чтобы он потерял равновесие и шлепнулся — мягко уселся на землю.