Книга Тайный суд - Вадим Сухачевский

– «Зингер» девятьсот второго года чините? – спросила Катя (это был пароль).

Некоторое время слепец явно оглядывал их, причем делал это как-то при помощи правого плеча, ибо голова с повязкой на глазах оставалась неподвижной. И вдруг, к ужасу своему, Васильцев обнаружил вперившийся в него вполне зрячий глаз, только располагался этот глаз вовсе не там, где должно, а на плече. Заплатка там отпала, и из-под нее ясно виднелся большущий глаз – с веком, с ресницами. Глаз неторопливо обозрел его, Юрия, затем Катю, наконец, к облегчению Васильцева, человек с табличкой прикрыл заплаткой прореху на плече и оглушительно свистнул в два пальца.

Тут же у кромки тротуара с визгом притормозил автомобиль. Это был уже знакомый Васильцеву «роллс-ройс», весь в заплатинах, с фанерными листами вместо боковых стекол. Горбун-водитель, одетый явно с помойки, приоткрыл дверцу и бодро отрапортовал:

– Карета подана! Просю!

Васильцев и Катя пролезли на заднее сиденье. Верзила с табличкой уселся рядом с водителем, но развернулся назад и снова откинул заплатку на плече, и его глаз теперь блуждал по Кате и Васильцеву.

– Доставим в лучшем виде, – пообещал горбун, заводя двигатель, – будете премного довольны.

– Спасибо, – кивнула Катя.

– «Спасибо»… – буркнул горбун. – За «спасибо» нынче и кошки не мяукают.

Катя вынула из ушей золотые сережки и протянула их горбуну. Тот попробовал их на зуб и одобрил:

– Да, рыжье настоящее. Люблю, когда клиент с пониманием. – Он повернулся к плечеглазому: – Сразу в Туннель Висельника, или как?

– Сначала Рентгена подберем, – ответил тот, – пускай просветит их по дороге. Он нас там, у туннеля, поджидает.

Юрий догадался, что под Рентгеном подразумевался тот самый «треугольный», умевший просвечивать чужие мозги.

После недолгого пути машина притормозила, в нее впрыгнул какой-то чудик в длинном, до пят, плаще и с треугольным колпаком на голове, уселся на приставное сиденье напротив Кати и Васильцева, и машина снова тронулась.

Живя в городе, где ни с того ни с сего в одночасье и навсегда исчезают жители, где действуют некие непостижимые для здравого ума законы, где по ночам люди не спят, в липком страхе ожидая стука в дверь, где некий Тайный Суд вершит справедливость, он, Юрий, не раз ловил себя на мысли, что проживает в мире, придуманном чьим-то больным воображением, в мире, которого в реальности просто не может быть. Потому сейчас, скользнув оттуда в этот новый мир, где у людей глаза растут из плеч, где правят нищие короли и помойные императоры, где тебя просвечивает своим рентгеном какой-то монстр с треугольной башкой, он почти не удивился: просто, по всей видимости, эти миры, которых не может быть, были вложены один в другой, наподобие матрешек, и кто знает, во сколько еще таких миров ему нынче предстояло провалиться.

– Покуда завяжи им глаза, – приказал тот, что с глазом в плече.

Треугольноголовый достал из кармана повязки и быстро завязал глаза Кате и Юрию.

– К Туннелю Висельника подъезжаем, – пояснил горбун-водитель, – ничего не потеряете, если не увидите, обычно все проходят мимо, никто не замечает: дырка – она дырка и есть.

– А почему он так называется? – спросил Васильцев.

– А! То особая история! – обрадовался вопросу словоохотливый горбун. – Когда тут недавно метрошку рыли, одна бригада метростроевцев сгинула. Оказалось, ихний прораб, не шибко в картах грамотный, не в том месте копать начал. А задор-то комсомольский, стахановский; вот он и нарыл лишних километров пять, пока его бригаду не нашли и не остановили. Прораб наш от душевного расстройства в том же туннеле и удавился, а бригаду его за вредительство отправили в Воркуту шахты рыть. Ну а заделывать туннель никто не стал, сметы на то Лазарь Каганович не подписал, и туннель этот ни по каким документам не значится. Ну а уж мы этот туннельчик расширили. Немножечко так, километров на пять-шесть, так что есть где схорониться честнóму народу… Вот и въехали, – подвел он итог, и сразу в нос ударил запах затхлости и залежей нечистот.

Лишь теперь треугольноголовый снял повязки с их глаз. В туннеле было темно, автомобиль освещал путь фарами. Затем Рентген снял с головы свой конический колпак и остался в повязке из грязной марли, под которой шевелился какой-то невидимый студень. Васильцев понял, что в следующий миг начнется сеанс рентгена, и подмигнул Кате: сейчас он знал, что ему делать.

Задача была, в сущности, из простых, Юрий не раз принимался ее решать, когда болели зубы. Странное дело, всякий раз он потом напрочь забывал решение и приходилось браться за нее с нуля. Что ж, сейчас, похоже, зубы сведет у кого-то другого, не без злорадства подумал он.

Итак… Заяц мчится по прямой с постоянной скоростью. Волк начинает погоню из точки, находящейся вне этой прямой; его скорость постоянна по величине, а бежит он таким образом, чтобы заяц всегда находился перед ним. Спрашивается: какова форма кривой, по которой бежит волк?

Рентген сразу заерзал на своем приставном сиденье и начал потеть.

Собственно, задача сводилась к системе обыкновенных дифференциальных уравнений, но для решения требовались довольно хитрые подстановки, которые Юрий регулярно забывал и всякий раз восстанавливал их заново. Ну-ка, если взять тангенсы – там, кажись, должно исчезнуть одно очень гнусное слагаемое…

Было ощущение, что Рентгена сейчас стошнит прямо на пол.

…А может, стоило, наоборот, дополнить это чертово слагаемое до полного дифференциала? А что? Возможно, все упростится…

Ах, как ломало беднягу Рентгена! Лицо его дергалось, из-под марли, покрывавшей голову, струями лился пот. Обладатель плечевого глаза наконец заметил, как колбасит его дружка, и спросил:

– Э, Петюня, укачало никак?

Рентген-Петюня надел гуттаперчевый колпак и, переведя дух, проговорил, утирая пот:

– Клиент непростой попался.

– Ничё, Петюня, тебе, чай, не такие попадались? – подал голос горбун. – Вон, помнишь, прошлым месяцем мы вурдалака-расчленителя одного везли, он еще из кожи молодых девок портмоне делал, потом продавал на Сухаревке; тоже тебя страсть как колбасило, а ничего, расколол-таки злыдня. Ты уж поднапрягись, соберись, не с пустыми ж руками к ихним величествам являться. Я-то сразу усек, что эти злыдни непростые, но неужто похлеще того?

В этот самый момент Васильцев подумал, что тут вполне не лишне бы сделать обратную тригонометрическую подстановку, и Ренгена-Петюню, как динамитом, подкинуло вверх, его гуттаперчевый шлем вонзился в крышу машины. Так и оставив его там торчать, он распахнул дверцу, выкатился из автомобиля и, издавая какие-то жалкие звуки, ушмыгнул во тьму.

– Да, нервный Петюня сделался, – вздохнул горбун. – Теперь ищи его свищи. Небось теперь недели две где-нибудь отлеживаться будет… Не трясет? – спросил он пассажиров. – А то можно бы и сбавить, – видимо, после происшедшего заключил, что с такими людьми надо обращаться как можно почтительнее.