Книга Герой Трафальгара. Судьба адмирала Нельсона - Владимир Шигин

Помимо безусловной вины, которую Нельсон испытывал, понимая, что рано или поздно ему придется делать выбор между Фанни и Эммой, у него было явное нервное перенапряжение, сказывались и прежние раны, и абукирское ранение головы.

Как считают биографы Нельсона, именно в палаццо Палагония Нельсон и леди Гамильтон приняли решение открыто жить вместе. Все внешние приличия в их отношениях, которые любовники до той поры еще соблюдали, были теперь преданы забвению. Письма Нельсона к Фанни с этого момента становятся редкими и лаконичными, из них исчезает всякая сердечность. Что касается сэра Гамильтона, то он молча уступил свое брачное ложе молодому и более именитому сопернику, оставшись при любовниках на положении «друга». Король Фердинанд и королева Мария Каролина только приветствовали решение Нельсона и Эммы жить вместе, так как это гарантировало дальнейшую защиту Сицилии от возможного вторжения французов.

В море, как и прежде, Нельсон не торопился, а все время проводил в прогулках с Эммой и визитах к королевской чете. За любовниками всюду следовал сэр Гамильтон, отвергнутый и безропотный.

Эмму Гамильтон современники совсем не зря именовали самой испорченной женщиной своего времени. Едва завоевав сердце Нельсона, она сочла, что ей этого мало, и тут же завела роман с одним из его капитанов. Самое удивительное, что об этом романе Нельсон был прекрасно осведомлен, но это его нисколько не смущало. Наоборот, он гордился тем, что обладает столь красивой женщиной и что она нравится всем без исключения мужчинам.

Из письма Нельсона одному из друзей: «Светское общество не в силах сказать о доброте леди Гамильтон всего того, что она заслуживает. Мы хорошо знаем эту доброту, и нам следует рассказать о ней всем, до кого это может дойти, устно и письменно, потому что ни у кого нет более чистого, благородного и преданного сердца, чем у нее».

Влюбленные всегда склонны идеализировать предмет своей любви, и Нельсон не был в том исключением.

Весьма откровенные отношения отчима с леди Гамильтон конечно же не укрылись от глаз Джосаи. Для юноши, который боготворил Нельсона, это был настоящий удар. И до этого времени не бывший примером образцового поведения, Джосая буквально начинает спиваться. Причем напивался он всегда прилюдно и вызывающе — во время официальных приемов на глазах сотен гостей, чем ставил Нельсона в очень неловкое положение. Отныне для юноши уже не существовало никаких авторитетов. На фрегате, где он служил, его вообще не видели трезвым.

Из письма капитана фрегата «Бон Ситоен» Нельсону: «Когда я указал ему на его неблагодарность по отношению к Вам, странное и оскорбительное отношение ко мне — и все это публично, — он. пропустил это мимо ушей. Единственный ответ, которого я добился, был таков: он знал, что так и будет, что Вашей Светлости не следовало брать его в море и что он Вам много раз об этом говорил. Получалось, что во всем виноваты Вы. Я снова, очень выразительно, повторил ему, что говорить так может только неблагодарный человек. Но никакие доводы не смогли его убедить. У меня нет других мер воздействия на него. Я убежден, что он попал в плохое окружение, поэтому беру на себя смелость убедительно просить Вас не позволять ему иметь друзей из нижних чинов».

Думается, Нельсон прекрасно понимал, в чем причина вызывающего поведения приемного сына. Он явно хочет снять с себя всю ответственность за Джосаю и пишет по этому поводу Фанни: «Хотелось бы сообщить тебе о Джосае нечто такое, что порадовало бы тебя и меня, но, к своему сожалению и прискорбию, я должен сказать, что ничего хорошего в нем нет. Уверен, что ни я, ни ты не можем этому помочь. Не хочу говорить на эту тему, это бесполезно».

Теперь уже Нельсон ничего не пишет об «удивительных успехах» леди Гамильтон в воспитании его пасынка…

Понимая, что он утратил всякое влияние на Джосаю, Нельсон попросил адмирала Джервиса хоть как-то воздействовать на него. Но и Джервису неуправляемый Джосая Нисбет к этому времени тоже основательно надоел, и он отсылает его к отчиму на Сицилию. Там Джосая продолжает пить, и его, смертельно пьяного, не раз выносил на своих плечах с королевских приемов верный Трубридж. Джосая буквально возненавидел Нельсона, и с каждым днем его поведение становилось все более вызывающим. Увидев, как однорукий и одноглазый отчим с трудом взбирается по трапу на корабль, пасынок во всеуслышание заявил:

— Как хорошо было бы для всех нас, если бы он сейчас сорвался и сломал себе шею!

Слова Джосаи немедленно передали Нельсону, но он промолчал и, пользуясь своим правом командующего отдельной эскадрой, назначил Джосаю капитаном фрегата «Талия». Контр-адмирал лично подобрал в помощь Джосае двух прекрасных лейтенантов, а фрегату поручил легкое и почетное задание эскортировать судно, на котором возвращался в Константинополь турецкий посол. Но Джосая продолжал беспробудно пить. Спустя короткое время почти спившийся Джосая был спроважен в Англию и там уволен в отставку.

Мирная гражданская жизнь, однако, довольно быстро оказала на юношу самое благотворное влияние. Он бросил пить, поступил на государственную службу, удачно женился и впоследствии сделал весьма неплохую карьеру.

Не успел Нельсон спровадить с Сицилии своего неуправляемого пасынка, как на безропотного сэра Уильяма обрушился новый удар судьбы. Дело в том, что, оставляя Неаполь, английский посол попутным транспортным судном «Колосс» переправил в Лондон часть своей огромной коллекции античных ваз. При входе в Ла-Манш «Колосс» попал в шторм и затонул. Потрясение для страстного коллекционера было настолько сильным, что он стал заговариваться, сгорбился и ходил отныне, едва передвигая ноги. Позднее пришло письмо, что вторая часть коллекции в целости и сохранности доставлена в Англию, но Гамильтона это уже мало утешило.

Неспокойно было на душе и у Нельсона. Его угнетали неизбежное объяснение с Фанни, неодобрение его любовной связи со стороны отца, чувство вины перед всеми родственниками. «Ты помнишь, каким я всегда был веселым и как смеялся, сейчас я так изменился, что вряд ли ты меня узнаешь, — пишет он одному из своих старых друзей. — Но кто может в моем положении сохранить оптимизм?»

Основания для беспокойства у Нельсона были. К этому времени разговоры о его предосудительной связи с женой посла при неаполитанском дворе достигли Лондона. В светских кругах Англии леди Гамильтон всегда была далеко не в почете, а теперь, помимо всех своих прошлых похождений, она покусилась на всенародного любимца и героя. Сплетни о палермском любовном треугольнике стали одной из самых модных салонных тем. Бедная Фанни, боясь пересудов, старалась как можно меньше появляться на людях. Когда же ее донимали рассказами об амурных похождениях ее мужа в средиземноморских портах, она отвечала:

— У моего Горацио слишком много завистников! — и гордо удалялась.

Нельсон писал жене, чтобы она выслала модные косынки и чепчики для леди Гамильтон. Фанни послушно высылала. Она самоотверженно ухаживала за тяжелобольным отцом Нельсона и была его самой преданной сиделкой. «Положа руку на сердце я могу сказать, что всегда старалась угодить тебе и сделать всё, чтобы ты был счастлив», — писала она ему, проявляя завидную выдержку.