Книга Охота полуночника - Ричард Зимлер

Поэтому многие, в том числе и отец, считали, что Наполеон скоро бросит все свои силы на наш город. Не имея амбаров для хранения хлеба, который завозили в Порту из соседних городов по средам, четвергам и субботам, мы уже через считанные дни французской блокады и осады начали бы умирать с голода.

Мы с Полуночником пили чай в доме оливковых сестер, когда пришла беда. Как только часы, стоявшие на камине, показали половину третьего, мы услышали на улице шум толпы. Вскоре воздух пронзил резкий крик:

— Не думайте, что я пришел принести мир на землю; не мир пришел я нести, но меч! Все иностранцы должны быть отсечены от португальского народа. Нам не построить град Божий, пока по нашим улицам не покатятся головы протестантов, язычников и евреев.

Я узнал голос и бросился к окну.

— Нет! — крикнула мне Граса.

Но было поздно: я уже приподнял занавеску и выглянул на улицу.

Колдун, угрожавший мне несколько лет назад, Лоренцо Рейс, стоял перед лавкой сеньора Бенджамина, всего в тридцати шагах от нас. К счастью, он не заметил меня.

Несомненно, он специально выбрал этот день для возвращения в Порту, поскольку день святого Иоанна первоначально был языческим праздником летнего солнцестояния.

— Что выйдет, если сложить вместе всех евреев в Португалии? — спросил он у своих сторонников.

— Десять тысяч свиней, — крикнул один человек.

— Стадо свиней, — ответил другой.

— Отойди, Джон, или я силой оттащу тебя! — приказала Луна.

Но завороженный происходящим, я не двинулся с места.

— Если сложить вместе всех евреев, — ответил колдун, — получится костер, который достанет до самого Бога!

Полуночник коснулся моего плеча.

— О чем говорит этот человек? — спросил он.

— Джон, гадкий мальчишка! Сейчас же уйди оттуда! — взмолилась Луна.

Сестры яростно смотрели на меня. Я задернул занавеску, но остался у окна.

— Однажды он угрожал мне, — прошептал я Полуночнику. — Он не любит иностранцев, особенно…

Я хотел сказать: «евреев», но колдун громко завопил, словно получил удар в солнечное сплетение:

— Я вызываю Бенджамина Сиксеса…

Я снова приподнял занавеску.

— …еврейского демона, живущего в этом проклятом доме, выйти ко мне и исповедоваться. Я обвиняю его в измене португальскому народу и в сношениях с дьяволом. И приговор ему — смертная казнь!

Луна оттащила меня от окна.

— Делай, что говорю, Джон!

Я повернулся к Грасе, более спокойной из двух сестер. Она плакала. Бросившись к Луне, она обняла ее. Сестры обменялись вполголоса парой фраз, и Луна нежно взяла меня за руку.

— Это очень серьезно, — прошептала она. — Делай, что я говорю. Мы все в опасности. Сиди очень тихо, — сказала она мне, а я, по ее просьбе, повторил этот приказ Полуночнику.

Когда шум снаружи утих, мы подумали, что колдун уводит свою толпу. Но мы ошиблись!

— Граса и Луна Оливейра! — пронзительно крикнул он. — Я приказываю вам выйти и покаяться в своих грехах! Я обвиняю вас в измене. Вы должны умереть, чтобы дать жизнь Христу.

Граса закрыла руками рот, чтобы сдержать крик ужаса.

— Я призываю еврейским блудницам выйти и исповедаться в своих грехах. Откройте свои утробы Христу и впустите его перед своей смертью. Готовьтесь, ибо вас сожгут, привязав к столбу.

Казалось, что его угрозы вонзаются в нашу дверь как ножи; я испугался, что он только одним голосом может сорвать засов, и тогда толпа схватит нас.

Луна прошептала:

— Что делать, если он вломится в дом?

Полуобезумевшая Граса что-то бормотала себе под нос на смеси португальского и другого непонятного мне языка. Я уловил слово «Адонаи».

Что-то стало вскипать внутри Полуночника, сначала слабо, а потом все сильнее.

— Джон, скажи мне точно, что говорит эта гиена, — прошептал он.

Судя по тому, что он назвал Лоренцо Рейса гиеной, Полуночник, даже не понимая его слов, почувствовал, что это — дурной человек. Не успел я ответить, как этот негодяй стал барабанить в дверь и дергать за ручку. От страха Граса обмочилась на пол.

— Продолжай молиться, сестра — шепнула ей Луна.

Полуночник встал, сбросил башмаки и схватил кочергу, стоявшую у камина. Подняв ее над плечом словно копье, он бросился к двери.

— Не открывай! — крикнул я.

Он кивнул мне и пригнулся, не сводя глаз с дергавшейся дверной ручки.

Лоренцо Рейс говорил через дверь:

— Граса и Луна Оливейра, вы должны понять, что такое грех. Вы должны умереть, чтобы жил Христос. Вы должны погибнуть в горящем сердце Сына Человеческого.

Толпа загалдела, словно стая чаек. Но вскоре мы услышали, как они уходят. Полуночник подошел ко мне, и мы усадили сестер в кресла, убеждая их выпить холодного чаю. Граса поперхнулась и бросилась наверх. Я хотел было пойти за ней, но Луна удержала меня:

— Ты только смутишь ее. Останься здесь.

По просьбе Полуночника я стал переводить ему злобные слова колдуна. Но он не понимал их значения, а я не мог объяснить, так как сам едва понимал, о чем идет речь.

— Джон, выслушай меня внимательно, — попросила Луна. — Я знаю, все это, наверное, кажется тебе довольно странным, но…

Она остановилась на полуслове. Было слышно, как Рейс вызывает сеньора Поликарпо, колесного мастера, выйти и предстать перед его судом вместе с женой и детьми. Меня потрясло то, что он знал их по именам. Вероятно, он следил за всеми нами.

Полуночник держал Луну за руку, и мы слушали череду проклятий в адрес семьи Поликарпо. Потом воздух пронзил чей-то крик.

Колдун был уже недалеко от моего дома. Я вынул из кармана ключ и зажал в кулаке.

Хотя я был уверен, что запер дверь, но мое сердце упало от страха: Фанни была в саду.

— Нам нужно домой, — заявил я Полуночнику.

— Нет, Джон, твое появление только распалит его.

— Но Фанни… Она наверняка начнет лаять, и они могут причинить ей вред.

— Нет, я запрещаю тебе уходить. Фанни придется позаботиться о себе самой.

Я слышал, как колдун кричал с улицы:

— Мария Зарко Стюарт, Джеймс Стюарт и Джон Зарко Стюарт, я приказываю вам выйти на улицу и ответить за свои преступления перед народом Португалии. Я призываю вам вывести африканского язычника…

Я метнулся к двери, но Полуночник грубо схватил меня за руку и велел стоять на месте.

Луна сказала:

— Я объясню, почему тебе нельзя выходить, Джон. Присядь на минуту!