Книга Хлеб Гиганта - Агата Кристи

— Джо?

— Да, Джо.

— Что... Что ты на самом деле о ней думаешь? — спросил Себастиан угрюмо.

Джейн снова задумалась, прежде чем ответить.

— Такая юная, — сказала она наконец. — Такая невыносимо юная...

Себастиан усмехнулся.

— Она бы ужасно разозлилась, если бы тебя услышала

— Возможно, — согласилась Джейн и, помолчав, спросила: — Ты сильно влюблен, Себастиан?

— Да Тебе не кажется порой странным, Джейн, как мало может значить все то, что мы имеем? У меня есть практически все, что мне нужно. Кроме Джо. А она — это единственное, что имеет значение. Я чувствую себя круглым дураком, но мне от этого не легче. И какая разница между Джо и сотней других девушек? Очень маленькая разница, Джейн. Но при всем при этом она — единственная, которая мне сейчас нужна

— Может, отчасти это вызвано тем, что ты не можешь ее завоевать?

— Отчасти. Но не совсем.

— Понимаю.

Они помолчали.

— А что ты думаешь о Верноне? — спросил Себастиан.

Джейн сменила позу, отвернувшись от полыхающего огня в камине.

— Он интересен, — сказала она медленно, — интересен, как мне кажется, своей непритязательностью в первую очередь.

— Ты считаешь, он непритязателен?

— Да, он хочет, чтобы все происходило само собой.

— Если это так, он ничего не добьется. Чтобы писать музыку, нужно обладать силой воли.

— Да, ты считаешь, что надо ей обладать. Но для него музыка может сама стать этой силой — и она будет обладать им.

Себастиан взглянул на нее благодарно, его лицо просветлело.

— А знаешь, Джейн, — сказал он, — пожалуй, ты права.

Она улыбнулась в ответ, но ничего не ответила

— Я не знаю, что делать с его помолвкой и этой девушкой, — сказал Себастиан.

— Какая она?

— Хорошенькая. Кто-то даже скажет — красивая, но не я. Она делает всё то же, что и все, но у нее это получается более мило. Она не кокетка. И я опасаюсь — да, я серьезно опасаюсь, что она и вправду влюблена в Вернона.

— Не стоит опасаться. Твой гений не собьется с пути и не увязнет в житейской прозе. С гениями такого не случается. Чем больше живу, тем больше убеждаюсь.

— Уж тебя-то точно никто не собьет с пути, Джейн. Правда, у тебя как раз есть сила воли.

— И тем не менее, Себастиан, мне следовало бы больше, нежели Вернону, опасаться «сбиться с пути». Я знаю, чего хочу, и добиваюсь этого. Он не знает, чего он хочет, и не знает, хочет ли именно этого — но это хочет его... И это — чем бы оно там ни было — свое получит. Не важно, какой ценой.

— Ценой для кого?

— Боже мой, хотела бы я знать...

Себастиан поднялся.

— Я должен идти. Спасибо, что накормила.

— Спасибо за Радмагера. Ты настоящий друг, Себастиан. Думаю, успех тебя не испортит.

— Успех!.. — он махнул рукой.

Джейн положила обе ладони ему на плечи и поцеловала.

— Милый Себастиан, я надеюсь, ты получишь свою Джо. Но даже если нет — у тебя будет все остальное!

2

Герр Радмагер не появлялся две недели. Он появился внезапно, без предупреждения, в половине десятого утра. Прошел в квартиру, не произнеся ни слова в свое оправдание, и принялся разглядывать стены в гостиной.

— Вы сами выбирали обстановку и обои? Я прав? -Да.

— Живете одна?

— Да.

— Но так было не всегда?

— Нет.

Радмагер неожиданно одобрил:

— Хорошо.

Затем скомандовал:

— Подойдите сюда.

Он взял ее за обе руки и придвинул ближе к окну, к свету. Затем осмотрел с ног до головы. Ущипнул за кисть, велел ей открыть рот, заглянул в горло. И напоследок обхватил своей большой рукой за талию.

— Вдохните — хорошо! Теперь выдох — резко!

Потом вынул из кармана сантиметр и заставил ее несколько раз повернуться, делая замеры, после чего убрал его обратно в карман. Казалось, ни он, ни Джейн не видят ничего странного в том, что происходит.

— Все в порядке, — подытожил Радмагер. — Грудная клетка великолепна, горло тоже в хорошем состоянии.» Вы умны — я делаю этот вывод из того, что вы не перебивали меня. Я мог бы найти много исполнительниц этой партии с голосом лучше вашего. Ваш голос правдив, красив, чист, как серебристый иней. Но стоит вам сорвать его — и он пропадет. Что тогда?

То, что вы поете сейчас — абсурд. Не будь вы так дьявольски упрямы, вы не стали бы исполнять эти партии. Тем не менее я уважаю вас как актрису.

Он помолчал, затем продолжил:

— Теперь послушайте меня. Моя музыка красива Она не повредит вашему голосу. Когда Ибсен создал образ Сольвейг, он отразил один из прекраснейших женских характеров. В моей опере все — и успех, и провал — зависит от Сольвейг. Дело тут не в певице. Есть Каваросси, Мари Вунтер, Джоан Дорта — все они мечтают исполнить эту партию. Но они мне не нужны. Кто они такие? Неразумные животные с прекрасными вокальными данными. А мне для воссоздания образа Сольвейг нужен идеальный инструмент, разумный инструмент. Вы молодая певица, еще не известная. В следующем году вы будете петь в Ковент-Гардене у меня в «Пер Гюнте». Теперь слушайте...

Он сел за фортепиано и начал играть — это была странная монотонная музыка...

— Это снег, вы слышите — северный снег. Таким должен быть ваш голос — снегом. Он бел, как дамасский шелк, и по нему идет узор. Но узор этот в музыке, не в вашем голосе.

Он продолжал играть. Монотонные, повторяющиеся звуки — но вот ухо уловило то, что переплеталось с ними — то, что он называл узором. Музыка оборвалась.

— Итак?

— Это будет сложно исполнить.

— Совершенно верно. Но у вас великолепный слух. Вы хотите партию Сольвейг?

— Конечно. Такой шанс выпадает раз в жизни. Если я подойду вам...

— Думаю, вы подойдете. — Он встал и положил руки ей на плечи. — Сколько вам лет?

— Тридцать три.

— И вы были несчастны. Это так?

— Да.

— Со сколькими мужчинами вы жили?

— С одним.

— Он был хорошим человеком?

Джейн ответила ровным голосом:

— Очень плохим.

— Понятно. Да, это именно то, что написано у вас на лице. Теперь послушайте меня: все, что вы выстрадали; все, чему вы радовались — все это вы вложите в мою музыку. И не с чувством потери, не с надрывом, а осмысленно и целенаправленно. Вы умны и смелы. Без смелости ничего в жизни не добьешься. Те, у кого ее нет, поворачиваются к жизни спиной. С вами этого никогда не случится. Что бы ни произошло, вы встретите это с гордо поднятой головой и открытыми глазами... Но я надеюсь, дитя мое, что вам не будет слишком больно.