Книга Охотницы - Элизабет Мэй

Я делаю паузу, чтобы потереть виски, и морщусь, видя свое отражение в дальнем зеркале. Я выгляжу так, словно меня ударил локомотив.

Хуже того, меня мучает лихорадка, от которой болит голова и зудит все тело. Израненные руки под перчатками, которые я специально надела, выглядят просто отвратительно, ладонь разорвана и покрыта волдырями. Я одевалась сама, чтобы скрыть от Доны свои многочисленные раны. Еще одно подобное утро, и бедная девушка решит, что ее увольняют.

— Но твоя подруга предложила его, — жалуется Деррик. — Пусть она и не сказала: «Деррик, прошу, съешь весь мед на моей кухне», но это подразумевалось простым фактом, что у нее была кухня.

— Ты знаешь, — говорю я, — мне кажется, что в последних твоих словах нет ни капли смысла.

— Кажется, я до сих пор пьян.

— А вот в этом смысл есть.

— Ну, — радостно говорит он, меняя тему, — как справился вчера ночью твой Видящий? Знаешь, а он мне не нравится. Слишком ухоженный. Никогда не доверяй мужчинам, в которых нет намека на хаос, вот что я тебе скажу.

— Ты пробыл с ним всего пять минут.

— За пять минут можно многое узнать, — бормочет он и прищуривается. — А у тебя песок в волосах. Выглядит смешно.

Я хлопаю себя по макушке и морщусь, когда выпадают песчинки. Я трижды мыла волосы, но, видимо, до сих пор не избавилась от остатков пляжа.

Я сметаю песок со стола.

— Спасибо за замечание.

— Не за что, моя прелесть.

С нежной улыбкой я спрашиваю:

— А как твое вчерашнее приключение с Киараном? Ничто так не способствует длительной связи, как совместное убийство фейри, айе?

Деррик жжет меня взглядом.

— А ты не могла бы строить отношения с кем-то, кого не раздражает все на свете?

— Что он сделал?

— Украл у меня все предполагаемые жертвы! Я только собираюсь лететь и собирать трофеи, как он выпрыгивает, машет своими проклятыми огненными мечами и всех убивает. — Деррик фыркает. — Проклятые daoine sìth! Самодовольные, высокомерные ублюдки!

Кто-то стучит в дверь спальни.

— Входите.

Входит Дона с опущенной головой. Она приседает в реверансе и словно ждет, чтобы ей разрешили встать. Ее поведение сегодня еще более скованное и стеснительное, чем обычно. Она не выглядела так в начале своего появления здесь три недели назад. Я наклоняю голову и пытаюсь прочитать выражение ее лица.

— Прошу прощения, леди Айлиэн, — выпаливает Дона.

Моя служанка не слишком разговорчива, но обычно она награждает меня дрожащей улыбкой, когда заходит.

— Ты хорошо себя чувствуешь, Дона?

Дона вздрагивает.

— Да. Миледи, — поспешно добавляет она.

Это звучит так формально, что я вздрагиваю.

— Черт возьми! — возмущается Деррик, порхая над Доной. — Нам что, выламывать ей руки, чтобы она озвучила цель своего прихода? Почему. Ты. Здесь? Мы. Разбираем. Оружие!

По крайней мере в данный момент чувствительность Доны к феям явно неактивна, иначе она услышала бы, как он скрипит ей на ухо, и мы никогда бы не дождались от нее еще каких-то слов.

— Итак, чем я могу быть тебе полезна? — спрашиваю я.

Дона откашливается.

— Лорд Дуглас требует вашего присутствия в его кабинете. — Она с явным трудом сглатывает и медлит перед тем, как добавить: — Очень требует.

Я в тревоге выпрямляюсь на стуле, несмотря на ужасное самочувствие. Я все утро боялась этого момента.

— Полагаю, ты скажешь мне, в каком он сейчас настроении.

Взрывная ярость, спокойная ярость, убийственный гнев или гнев типа «я немедленно отправляю тебя в монастырь»? Я размышляю о том, не сбежать ли через потайную дверь спальни, не стоит ли спрятаться, пока он не успокоится.

Дона вскидывает голову и моргает широко открытыми голубыми глазами. Затем отступает к двери и замирает там.

— Ну… э-э-э… — Голос ее дрожит. — Миледи, он… Я не уверена, что могу это точно описать.

О боже! Я поднимаюсь со стула, игнорируя волну головокружения, которая грозит поглотить меня, и киваю.

— Хорошо. Полагаю, мне придется с этим смириться.

— Что он собирается сделать? — спрашивает Деррик, вылетая из комнаты следом за мной. — Сжечь тебя живьем?

Я медленно иду по коридору и ежусь в ожидании того, что скажет отец.

— Уверена, твое предложение он счел бы весьма привлекательным.

Я стараюсь говорить тихо, чтобы Дона, которая все еще неподалеку, меня не услышала.

— Ну, если хочешь, я могу съесть его уши. Я люблю уши.

В любое другое время я бы рассмеялась, но теперь могу лишь отстраненно сказать:

— Нет, в этом нет необходимости.

— Но предложение в силе.

Я отмахиваюсь от Деррика, и он вспархивает обратно на верхний этаж.

А я подхожу к отцовскому кабинету. Отец сидит за массивным дубовым столом, ручка быстро скользит по бумаге для писем. Он не поднимает взгляда, когда я останавливаюсь в дверях.

Этот кабинет никогда не был теплым и гостеприимным, даже при жизни моей матери. Его мрачная мебель выглядит слишком громоздкой, а большие окна и раздвинутые шторы не пропускают достаточно света, чтобы оживить кабинет. Я изучаю полки, заставленные массивными сводами законов и журналов травологии, которые он собирает. Рядом с окном стоит коричневая кожаная кушетка, на столе — графин с виски и единственный стакан.

Я изумленно смотрю на отца. Еще даже не полдень, а он уже пьет! Это не может быть добрым знаком.

Постучав по двери, я говорю:

— Отец.

Черт, какие слова оправданий я репетировала?

Он кивает на кресло, стоящее напротив стола.

— Садись.

— Отец…

Он поднимает палец, заставляя меня замолчать, и продолжает писать. Я закрываю за собой дверь и жду, пока он закончит, пытаясь контролировать напряжение, глубоко вдыхая и выдыхая. Он пишет, а я уже сама не своя от тревоги, хотя голова у меня болит и без этого.

Наконец отец откладывает ручку и переплетает пальцы. Потом поднимает глаза, и… Боже, они жесткие и пронзительные!

— Ты знаешь, почему находишься здесь?

Я медленно киваю, борясь с инстинктивным желанием опустить глаза, не встречаться с ним взглядом. Вот и не пригодились мои репетиции. Как же всего за несколько минут он смог превратить меня в маленькую испуганную девочку?

— Конечно же знаешь, — жестко говорит он. — Очевидно, я был слишком мягок с тобой после смерти Сары.