Книга Гражданская война в России - Сергей Кара-Мурза

Особенное отвращение Распутин и вся «камарилья» вызывали в годы мировой войны, которая оказалась для России исключительно тяжелой. «Режим фаворитов, кудесников, шутов» — так определил состояние государственной власти А.И.Гучков в 1915 г. В важной бесстрастной книге, дающей сухие факты о строении и процедурах государственных учреждений России, сказано:

К началу 1916 г. особенно возросло влияние придворной камарильи на государственные дела. Распутин и его окружение назначали и смещали министров, губернаторов и командующих фронтами, оказывали влияние на ход военных операций, на все стороны деятельности государственной политики [52, с. 269][26].

Бывший военный министр А.Н.Куропаткин записал в дневнике после одной из встреч с Гучковым, что, по мнению последнего, «Россию даже после победоносной войны ожидает революция» [7, с. 88–89]. Такова была глубина деградации всей системы государственной власти. А ведь и война оказалась вовсе не победоносной.

В последние годы из политических соображений очень большой упор в идеологизированных СМИ делался на личных качествах последнего Романова, расстрелянного в 1918 г. Он, мол, был человеком очень мягким, прекрасным семьянином и т. д. Да, человек-мученик. Но, к несчастью России, не царь-мученик и не царь-труженик. И падение в народе его личного авторитета сыграло большую роль в падении авторитета государственности, которая замыкалась на царя. Его личные качества не соответствовали тому трагическому положению, в котором оказалась Россия в начале XX века. Этого нельзя не учитывать в рассуждениях по нашей теме. Все общество чувствовало надвигающуюся катастрофу, и многие черты личного поведения царя людей оскорбляли. О том, каков был этот царь по своему психологическому и мировоззренческому складу, что происходило в царской фамилии (она насчитывала 40 членов) и во всей «придворной камарилье», сегодня опубликовано много исторических работ.

Во-первых, царю было присуще наивное (аутистическое) представление о реальности, главные противоречия которой якобы могут быть разрешены общенародной любовью к нему, царю, и его непререкаемым авторитетом. Так наивная вера царя в крестьянский монархизм в существенной мере предопределяла неадекватность всей его политической доктрины. Летом 1905 г., уже в разгар революции, при обсуждении с царем положения о выборах в Государственную думу один сановник предложил исключить грамотность как условие для избрания. Он сказал: «Неграмотные мужики, будь то старики или молодежь, обладают более цельным миросозерцанием, нежели грамотные». Министр финансов Коковцов возразил, сказав, что неграмотные «будут только пересказывать эпическим слогом то, что им расскажут или подскажут другие». Однако, как он вспоминает, царь обрадовался благонадежности неграмотных. В тот момент это уже было не просто ошибочным, но и очень опасным взглядом — отлучение крестьян от образования стало одним из важных факторов их сдвига к революционным установкам.

Монархизм крестьян, уже сильно подточенный, изначально не был признаком их подавленности. На деле крестьянская идея государства-семьи была как раз сцеплена с идеалом воли. Историк В.П.Булдаков пишет: «Для предреволюционных масс был характерен не авторитарный, а патерналистский тип политической культуры, образованное общество, напротив, тяготело к «демократии вообще».

Второе свойство в образе царя и его окружения, которое сильно ударило по авторитету монархии, — инфантильное отношение к смерти, к трагедии ее подданных. Это проявилось и сразу после 9 января, когда был устроен фарс с рабочей депутацией. Большая бесчувственность была проявлена и при подавлении революционных выступлений. Есть архивный фонд, в котором собраны рапорты полицейских чинов на вопиющую жестокость и противозаконность действий карательных экспедиций против крестьян. На этих рапортах пометки синим карандашом, сделанные рукой царя. Под каждой пометкой удостоверено каллиграфическим почерком: «Его императорским величеством собственноручно начертано» — и подпись начальника императорской канцелярии. Не стоило бы сейчас поминать эти надписи и шуточки, но тут не о личности царя речь, а об авторитете политического режима.

При этом бесчувственность распространялась и на жизнь и смерть даже близких людей (есть записи свидетелей и самого царя о том, как он вел себя при гибели от рук террориста, например, премьер-министра Столыпина). 4 февраля 1905 г. эсеры убили в Москве дядю царя, великого князя Сергея Александровича. Находившийся в тот момент при дворе принц Фридрих-Леопольд Прусский был, однако, приглашен в тот день к обеду, как будто ничего не произошло. После обеда, по воспоминаниям Б.Бюлова, царь и вел. кн. Александр Михайлович «развлекались тем, что перед изумленными глазами немецкого гостя сталкивали друг друга с узкого и длинного дивана».

После начала войны с Японией, которую большинство народа быстро стало воспринимать как трагедию, в правящей верхушке возникла теория «большой победоносной войны», которая, как считалось, укрепит монархию. Насколько верхушка уже была оторвана от реальности, говорит простодушная похвальба по этому поводу царя П.А.Столыпину, тогда саратовскому губернатору: «Если б интеллигенты знали, с каким энтузиазмом меня принимает народ, они так бы и присели». После цусимской катастрофы в течение нескольких лет в Госдуме и правительстве шли очень тяжелые дебаты о доктрине развития российского военного флота. Реакция царя на них также выглядела как фарс. Военный министр Сухомлинов рассказывал, как Николай II, одетый в морскую форму, сделал ему выговор: «Разрешите уж нам, морякам, самим принимать решения по тем вопросам, которые касаются флота».

Царь не ценил преданных России и самодержавию государственных деятелей, даже выдающихся (подобно Столыпину). Во многом это было вызвано тем, что из-за болезненно развитого самолюбия царь не любил спорить. Как-то он сам признался: «Я всегда во всем со всеми соглашаюсь, а потом делаю по-своему». Это создавало множество конфликтов на высших уровнях управления, сведения о них проникали в общество и подрывали авторитет верховной власти. Так, например, развивался большой конфликт монархии с земством в 1905 г. С одной стороны, царь как будто разрешал министру внутренних дел П.Д.Святополк-Мир-скому вести переговоры с земцами и давал согласие на проведение ими своего съезда, а с другой — готовил отставку министра, который якобы зашел слишком далеко в соглашении с либеральной оппозицией.

За неделю до решающей беседы Мирского с лидером земцев Шиповым И.Л.Горемыкин, который четыре года был министром внутренних дел, предупредил Мирского об этой особенности царя: «Помните одно: никогда ему не верьте, это самый фальшивый человек, какой есть на свете» [8, с. 22]. И сам Святополк-Мирский в беседе с С.Ю.Витте заметил, что царю нельзя верить, «ибо то, что сегодня он одобряет, завтра от этого отказывается». Он считал даже, что «все приключившиеся несчастья основаны на характере государя».