Книга Плененные сердца - Валери Кинг

Психея содрогнулась. Мысли об ужасном наказании, которое могло ее постигнуть, были не из приятных. Но вдобавок ко всему неизвестно откуда раздался чей-то низкий голос, незнакомый ей. С первого раза она даже не разобрала слов, но на третий до нее дошло, что он хотел сказать.

«Спроси своего мужа, почему он сердит на тебя».

Психея покачала головой. Уж она-то знала почему: она вмешалась в дела смертных, вот и все. Стоит ли снова поднимать этот навязший в зубах спор?

«Спроси своего мужа, почему он на самом деле сердит на тебя».

– На самом деле? – переспросила она, снова оглядываясь по сторонам. Нигде никого!

Голос замер вдали. Казалось, что говоривший был удовлетворен тем, что она наконец его поняла.

Она молча сидела на голой земле. За два столетия ей ни разу не пришло в голову, что у Купидона могла быть какая-то тайная причина для недовольства. Если это так, то сразу становится понятным его холодное, отчужденное поведение, не говоря уже о частых и непредсказуемых вспышках гнева.

Поднявшись с клумбы. Психея еще раз взглянула на разбитый флакон. Она была в смятенном состоянии духа. Конечно, надо объясниться с Эротом, когда представится случай, но сейчас она была больше озабочена другими проблемами. Теперь, когда противоядие впиталось в землю на этой клумбе, как же ей устранить последствия рокового выстрела? Брэндрейт теперь, без сомнения, останется с леди Фелмершэм. Он совсем забудет Эвелину и – какая поистине чудовищная затея! – вынудит виконта обратиться в палату лордов с прошением о разводе.

После кратких, но мучительных раздумий Психея пришла к выводу, что остается только одна надежда – пояс. Если Эвелина наденет его сегодня вечером на бал, она, быть может, разрушит чары, которыми опутал Брэндрейта Эрот.

Приняв это решение, Психея направилась на Олимп, чтобы взять надежно припрятанный пояс.

Громко раздававшиеся поздравления заставили Брэндрейта отвлечься от леди Фелмершэм, хотя бы для того, чтобы выяснить причину всего этого шума. Когда он увидел Эвелину, стоявшую рядом с Шелфордом рука об руку, и понял все по ликующему выражению на лице викария, резкая боль пронзила его сердце, как удар хлыстом. Он прижал руку к груди, у него перехватило дыхание.

Когда это она обручилась с Шелфордом и почему? Всего несколько минут назад он сам держал ее в своих объятиях и целовал с таким пылом, что не удивился бы, увидев, что у них выросли крылья и они парят в небесах. Когда же она успела решить, что любит Шелфорда и желает стать его женой?

Но какое, впрочем, это имеет значение? Она его больше не интересует. Он любит Сьюзен Лоренс и всегда любил только ее одну. Он повернулся к ней и увидел, что она смотрит на своего мужа, который мирно похрапывает среди всего этого шума, слегка приоткрыв рот.

Брэндрейт с силой стиснул ее руку. Ему еще раз хотелось убедиться не в том, что она любит его, но в том, что он сам действительно любит ее. Она обернулась, отвечая на его пожатие с нежной улыбкой. Как это уже случилось во дворе гостиницы «Лебедь», он утонул в ее глазах, совершенно зачарованный, как когда-то в юности.

– Так ты убедишь его дать мне развод? – шепнула ему она на ухо.

– Ну конечно, – отвечал он с полной уверенностью, что именно так и поступит. Но совершенно неожиданно взгляд его оторвался от этого воплощения элегантности перед ним и снова устремился туда, где мистер Шелфорд вновь поднес к губам пальчики своей нареченной.

Новая боль змеей ужалила его в сердце. Маркиз почувствовал почти непреодолимое желание пробиться сквозь толпу к Шелфорду и влепить ему пощечину. Он даже сделал шаг вперед. Но ему помешала Сьюзен, потянувшая его за руку.

– Если я сейчас не выйду из этой душной залы, – прошептала она, – то просто потеряю сознание, так же как Аннабелла.

– Аннабелла? – спросил он, удивившись.

– Да. Леди Эль увела ее только что. У меня уже ноги подгибаются.

Она откинулась ему на руки. Обхватив ее за плечи, маркиз начал пробираться к выходу.

В соседней комнате было так же много народу, как и в зале. Тогда Брэндрейт решил вывести виконтессу во двор. Минутой позже он был уже на улице, но ни Аннабеллы, ни леди Эль нигде не было видно. Все его намерения влепить пощечину Шелфорду были скоро забыты в созерцании прелестного носика леди Фелмершэм.

25.

Вскоре после возвращения домой леди Эль стояла перед своим мраморным Зевсом. Слезы катились по ее морщинистым щекам. Она все плакала и плакала и никак не могла унять слезы, то и дело промокая их уже изрядно отсыревшим кружевным платком. Все беды разом обрушились на нее. Бедняжка Аннабелла обнаружила, что любит Шелфорда, в ту самую минуту, когда он сделал предложение Эвелине. Бестолковый Брэндрейт почему-то не сводил глаз с этой гнусной особы, леди Фелмершэм. И что всего хуже, если она завтра не удовлетворит некоторых кредиторов своего мужа, она потеряет даже дом, где живет.

Что ей делать?

Неподвижный взгляд Зевса был устремлен на нее со свирепостью, приданной ему рукой художника, изваявшего бюст из белого мрамора. Густые завитки волос, схваченные лавровым венком, величественно спускались ему на шею. Твердая линия подбородка и выдающиеся скулы придавали громовержцу властный вид, а густые брови были сурово сдвинуты.

Эвелина всегда говорила, что вид этой скульптуры действует на нее успокаивающе. Немного странно, конечно.

Что касается леди Эль, то ее он просто завораживал. В алькове, где он помещался, его черты мягко освещались пламенем свечей, горевших в шандалах по обеим сторонам скульптуры. Здесь царило древнее волшебство. Но сегодня это волшебство куда-то исчезло, растворилось под влиянием пережитых ею с утра волнений. Ах, эти кредиторы! Уму непостижимо. Если она не вручит этим джентльменам две тысячи фунтов – милосердное небо, две тысячи! – они примут соответствующие меры и потребуют продажи ее усадьбы за долги.

«Две тысячи фунтов!» – шептала она, прижимая к губам платок и как будто стараясь тем самым как-то смягчить безнадежность своего положения.

Мысли ее снова обратились к Брэндрейту и его предложению купить у нее скульптуру. Она никогда не хотела этого. Даже намерение такое было ей неприятно. Чувство чести не позволяло ей совершить такой корыстный поступок. В то же время она невольно воображала себя на улице, в разбитых башмаках, изношенной и изъеденной молью шали. Тощая и облезлая, она жалобно просила подаяния.

Представив себе такую картину, леди Эль рассмеялась ее нелепости. Она прекрасно знала, что излишне драматизировала ситуацию. У нее была большая семья, и ей никогда бы не пришлось страдать, как страдают настоящие бедняки. Но ей пришлось бы просить. До конца дней она была бы вынуждена жить у кого-то из членов семьи с их милостивого разрешения. Зависеть от других людей было невыносимо. Очень милые на расстоянии, они вполне могли оказаться малоприятными при тесном общении. Все, что угодно, только не это! Она не могла потерять Флитвик-Лодж!