Книга Нежность Аксель - Франсуаза Бурден

— Если он передаст Дугласу хотя бы десятую часть своих знаний, я буду очень доволен!

Они вновь пустились в путь, и Бенедикт ехал с умеренной скоростью, чтобы Грейс не пришлось идти слишком быстро. Перед грозой дышалось тяжело, небо было серым, но утренняя прогулка — дело святое. Порой Джервис присоединялся к ним или встречал их по возвращении. А если начинался дождь, то выходил навстречу с зонтом.

— Сначала я отбирал у тебя часть года, — пробурчал Бенедикт, — а теперь тебе придется долгое время терпеть Дугласа.

— Мы с ним давно знакомы, — напомнила она.

— Это правда, они гостили у тебя летом, когда были маленькими, — сестра и он! От всего этого не помолодеешь…

— А тебе бы хотелось помолодеть?

— Как и всем.

— Не совсем так. Если бы мне предоставили выбор, не уверена, что у меня возникло бы желание начать все сначала. Разве что ради того, чтобы изменить судьбу.

— Грейс… — запротестовал он так тихо, что она едва расслышала.

Остановившись, она повернулась к нему спиной и принялась постукивать пальцами по белым перилам. Вдали кобылы с жеребятами мирно щипали траву.

— Я ничего не забыла, — прошептала она, — и ничего не начну сначала.

Она не ожидала ответа и была очень удивлена, услышав, как Бенедикт воскликнул:

— Как ты можешь так говорить? Посмотри на меня, Грейс!

Обернувшись, она увидела, что он рассержен.

— Я старый калека, ты отдаешь себе в этом отчет? Ты действительно полагаешь, что есть о чем сожалеть? И потом, я вообще не желаю об этом говорить!

— Я тоже, — сказала она.

В течение сорока лет они всячески старались не вспоминать о прошлом, и Грейс не понимала, почему сегодня утром ей понадобилось напомнить об этом. Вспышки ностальгии были нередки для нее, но обычно она переносила их безболезненно. Ей достаточно было знать, что Бенедикт существует, что он непременно возвратится. Свои чувства она ловко скрывала, была улыбчивой и готовой на все ради мужа и дочери, в любых обстоятельствах владела собой. Однако она не всегда была такой — знающей себе цену, спокойной, утонченной. В юности она была способна на страсть и ярость. И всегда оказывалась в проигрыше.

— Прости меня, — прошептал он. — Пойдем, покажешь мне свои цветы, мы достаточно насмотрелись на лошадей. Где та вьющаяся роза, что ты посадила тогда?

Отойдя от перил, она подошла к нему, наклонилась, поцеловала в висок.

— Очень любезно с твоей стороны помнить об этом, Бенедикт.

С ней, и только с ней, он мог на какое-то мгновение стать ласковым, как ягненок. Она неоднократно говорила, что он вовсе не в долгу перед ней, что он не должен чувствовать себя виноватым. Убедить его ей не удавалось. Она прекрасно знала об этом и поэтому предпочла молча проводить его к розовому кусту.

* * *

Стоя перед зеркалом в ванной комнате, Жан Стауб придирчиво рассматривал себя. Спереди и сбоку, плечи и втянутый живот, если задержать дыхание.

Похоже, он не особенно постарел, и если одеться в соответствующий костюм, то еще вполне можно произвести впечатление. Поэтому он не жалел о сумасшедших суммах, потраченных на портного, стоматолога и на шикарный спортивный зал, где тренер помогал ему поддерживать мышцы в тонусе.

Он накинул халат и, насвистывая, возвратился в спальню. Анриетта читала, удобно усевшись в подушках, лицо ее блестело от крема. Он расслабился. По крайней мере, с ней ему не нужно было прилагать ни малейших усилий, он мог вести себя так, как хочется: храпеть, почесывать волосатое тело, засыпать на спине с открытым ртом.

— Не очень устал? — привычно спросила она, не отрываясь от книги.

— Нет, нормально.

Сидя на краю кровати, он вспоминал лучшие моменты обеденного перерыва, проведенного с секретаршей. Не слишком изобретательная, но ненасытная в желаниях, как он и любил. Конечно, он не должен был этого делать, потому что теперь она поступала так же, как и все остальные: норовила придать себе больше веса и получать от него особые знаки внимания. И так будет до тех пор, пока он не сменит секретаршу…

— Надеюсь, Ксавье хорошо проводит вечер, — еле слышно пробормотала Анриетта, переворачивая страницу.

У него не было желания слушать о сыне, но, к сожалению, это была любимая тема бедняжки Анриетты, и она продолжила:

— Представь себе, он ужинает с Аксель Монтгомери тет-а-тет и буквально до вечера изводился, не зная, куда ее повести. В тридцать лет он хуже мальчишки, отправляющегося на первое свидание!

— Это еще что такое? — проворчал он. — По какому праву Ксавье пристает к женщине, которая…

Не зная, как закончить возмущенную речь, он замолчал. К женщине, которая нравится ему, — вот что он мог сказать. Потому что малышка Монтгомери не имела ничего общего с какой-то там секретаршей, она была другой закалки. Кстати, всякий раз, оказавшись в гостиничном номере, один или с кем-то, он думал о ней. Аксель стала его мечтой, только мечтой, потому что полностью игнорировала его попытки, подмигивания и намеки. Во время их встреч она не выходила за рамки профессиональной учтивости, однако до сих пор его это не раздражало.

— Жан, я уже говорила тебе, что они нравятся друг другу, я прекрасно это видела. И я радуюсь этому! Если бы только Ксавье мог жениться, иметь детей…

— Он не женится на тренере скаковых лошадей, это было бы смешно.

— Почему?

— Но, Анриетта, как ты себе это представляешь? Она не принадлежит ни к его кругу, ни к его миру, она живет на совершенно другой планете! Кстати, предупреждаю, что крайне неодобрительно смотрю на это.

— Как ты несправедлив… — вздохнула она. — Все, что делает Ксавье, тебе не нравится.

— Он не делает ничего хорошего, ничего интересного, ничего серьезного!

— Напротив, я полагаю, что к этому делу он относится очень серьезно.

Блаженная улыбка, появившаяся на ее лице, стала последней каплей. Его сын будет обладать той, которой он обладать не может? Жан Стауб представил, как Ксавье целует Аксель, раздевает ее, ласкает… и разразился гневом.

— Все потому, что у нее красивая задница! — прорычал он. — Красивая задница, а еще полно высокомерия, клянусь! Нет никакой уверенности, что это не карьеристка, стремящаяся замуж за владельца лошадей. В мире скачек полно негодяев, и нужно быть наивным, как Ксавье, чтобы не понимать этого. Я не хочу, чтобы он путался с этими людьми. И особенно воображал, будто его посетила великая любовь, бедный маменькин сыночек!

— Вообще-то я полагала, что речь идет о чудесной девушке! — удивилась Анриетта. — Мне кажется, ты на все лады повторял именно это.

Под насмешливым взглядом жены Стауб быстро взял себя в руки. Конечно, Анриетта не была слишком сообразительной, но и идиоткой ее считать не следует. Она прекрасно знала мужа и, должно быть, заметила, что он таращился на девчонку.