Книга Тайная комната антиквара - Марина Серова

Кстати, об убийстве. Каков же все-таки мотив? Финансовый или нефинансовый? Если принять во внимание, что фактически Шульцман был убит из-за того, что не согласился дать денег на операцию, то получается, что мотив как будто финансовый. Но, если учесть те причины, по которым Новоселов обратился за этими деньгами именно к Шульцману, а не к кому-то еще, получается, что мотив как бы и нефинансовый.

Поразмыслив над этим, я пришла к выводу, что выявленный мною мотив собрал в себе все. Практически все сделанные мною ранее предположения относительно возможного мотива убийства нашли здесь свое отражение.

Я предполагала, что Шульцман был убит из-за того, что продал кому-то краденую картину, и это на самом деле было так. Ведь прежде чем оказаться у Новоселова, тот роковой рисунок был похищен из музея. Я считала, что антиквар пострадал из-за того, что продал одному из своих клиентов подделку, и это тоже так, ведь «шедевр» Новоселова оказался копией. Я думала, что косвенной причиной убийства мог оказаться сварливый характер Шульцмана, его скупость и несговорчивость, и это тоже нашло отражение в реальном мотиве. Наконец там присутствовал и финансовый фактор, несмотря на все пламенные возражения Веры.

Да, мотив в этом деле оказался на редкость многоплановым. Но теперь все встало на свои места, на все вопросы нашлись ответы. Оставалось только сообщить эти ответы тем, кто их с нетерпением ожидает, а именно — Вере и Андрею Мельникову. Кому же сначала?

Глава 12

Но оказалось, что этот вопрос на небесах уже решен. Не успела я подумать о том, кому сейчас нужно будет позвонить, как телефон затренькал сам.

— Алло, Татьяна? Это Вера.

— Здравствуйте, Вера, я как раз…

— Я хотела спросить у вас, как продвигается расследование? Время идет, а вы не звоните… Возможно, вам стоит назначать оплату сдельно, а не повременно?

Вера в своем репертуаре!

— Я как раз собиралась позвонить вам, Вера, чтобы сообщить о результатах расследования.

— Правда? Ну и какие же это результаты?

— Дело закрыто, преступник найден. Подробности, думаю, мне лучше будет сообщить вам при встрече. Заодно и рассчитаемся, — не смогла удержаться я, чтобы немножко не поддеть ее.

— Хм… рассчитаемся… Вы говорите, преступник найден?

— Да.

— И где же он? В тюрьме?

— Видите ли, Вера, частный детектив не обладает настолько широкими полномочиями, чтобы по своему усмотрению посадить человека в тюрьму или выпустить из нее. Строго говоря, даже данные, которые были получены мною в ходе расследования, я не могу сообщить официальным органам, пока на это не будет получено согласие клиента. То есть ваше.

— Я согласна, — моментально отреагировала Вера.

«Ваш клиент, конечно, изъявит согласие», — вспомнила я слова Новоселова и его ухмылку. Да, похоже, это был как раз тот случай, когда преступник вызывает гораздо больше симпатий, чем потерпевший.

— А он не сбежит? — тем временем обеспокоенно спрашивала Вера.

— Кто?

— Ну как кто, преступник!

— Нет, он не сбежит.

— А вы точно знаете?

— Да, Вера, я это знаю совершенно точно. Так вам интересны обстоятельства дела?

— Да, конечно. Вы можете приехать сейчас ко мне домой?

— Могу.

— Тогда жду.

* * *

Я хотела было уточнить, будем ли мы просто беседовать или она все-таки намерена со мной рассчитаться, но у меня почему-то пропала охота шутить. Нет, как хотите, а разговаривать с Новоселовым мне было гораздо приятнее, чем с родственниками Шульцмана, даже несмотря на то, что он — убийца.

Приехав к Вере, я вкратце изложила ей все обстоятельства дела. Реакция ее была оригинальной, но в каком-то смысле довольно предсказуемой.

— Нет, ну надо же, какие бывают люди… неблагодарные!

— Это вы о ком?

— Ну как же о ком, об этом, как вы там сказали… о Новоселове! Папа для него старался, искал картину, а он… как отплатил!

— Но ведь рисунок оказался поддельным.

— Все равно…

— А этот человек отдал вашему отцу свою почку, фактически спас его от смерти. Вы же сами говорили, что…

— Все равно… Ведь и папа тоже… Ведь и он не задаром эту почку получил. Старался, искал для него рисунок…

Признаюсь, я не стала говорить Вере, что рисунок был краденый, пощадила ее дочерние чувства. А могла бы много интересного порассказать о том, как ее папа «старался».

— Ну, не хотел брать рисунок, взял бы деньги, — продолжала Вера. — Не морочил бы голову! Папе это и еще проще было бы! Меньше хлопот.

Я смотрела на Веру и понимала, что никакой речи о том, чтобы склонить ее оплатить операцию Новоселова, быть не может в принципе. Заплатит ли она хотя бы мне? Но все же я попыталась.

— Послушайте, Вера, все это — дела прошлые. Мало ли какие ошибки могли совершать в свое время наши родители? Главное, чтобы мы не повторили их. Сейчас, конечно, вашего отца уже не вернуть. Но в больнице находится человек, которому еще можно помочь. Вы можете помочь ему, Вера.

— Я? — забеспокоилась дочка Шульцмана. — Чем же я могу помочь?

— Вы можете заплатить за операцию, и этот человек будет жить. Ведь вы имеете средства. Вы сейчас получили наследство, насколько я могу судить, далеко не маленькое. Подумайте, как благородно будет, если вы, забыв все прошлые обиды, потратите часть этого наследства на то, чтобы подарить человеку жизнь? Из всего, на что можно потратить деньги, это, наверное, самая высокая цель.

Но, видимо, Веру я все-таки недооценивала. Беспокойно-напряженное выражение, с которым она слушала мои рассуждения «о высоком», вдруг сменилось неким озарением.

— Подождите-ка… Это… это он, что ли?! Он вас попросил? Поговорить… уговорить меня. Он?!

— Постойте, Вера. Кто «он»? О чем попросил?

— Ну, преступник этот… Новоселов. Это он попросил вас уговорить меня, чтобы я дала деньги? Да?!

Продолжать разговор было бессмысленно. И с чего это я вообще его завела? Какое там благородство? Какие высокие цели? Да, теперь я очень хорошо понимала, что чувствует человек, которому приходится метать бисер перед свиньями.

— …и прошу вас не забывать, что он — убийца моего отца! — продолжала Вера возмущенную речь, начало которой я упустила. — А вы требуете, чтобы я отдала ему деньги! Деньги моего же отца, заметьте! За что?! С какой стати? За то, что он сделал пятерых детей сиротами?!

«Очень богатыми сиротами», — отметила я про себя. Хм, а между прочим, это интересная мысль! И в самом деле, была ли в действительности смерть старого антиквара такой уж тяжелой утратой для его семьи, как они все старались показать? Не явилось ли это, наоборот, в каком-то смысле освобождением от ига?