Книга Романс о розе - Джулия Берд

Действительно, Дрейк отбил у испанцев огромное богатство и, чтобы добиться расположения королевы, передал его ей, как, впрочем, поступали все ее придворные. Но миссия Дрейка была тайной. Ему не нужно было находиться при дворе, потому что лучше всего он служил Елизавете, находясь в самых далеких уголках ее монархии.

Королева чуть не замурлыкала от удовольствия:

– Даже Бергли не знал о тебе, Мандрейк, мой маленький шпион.

При звуках имени покойного казначея королевы сердце Дрейка оборвалось. Смеет ли он рассказать ей о деле, которое занимает все его мысли?

– Что такое? – тотчас насторожившись, спросила королева. – Ты надеялся на рыцарство?

– Если это порадует ваше величество, то я с благодарностью и покорностью приму его. Но, по правде говоря, более всего я желаю не этого.

– Тогда чего же? Я не раз гадала, что тобой движет? Ты ведь даже не просил комиссионных.

– Я счастлив быть полезным Глориане, которую Господь справедливо посадил на этот трон. – Дрейк галантно склонился перед королевой.

– Сдается мне, что ты служил мне не только из-за этого, – в ответ отрезала она.

Дрейк поднял голову. Если не сейчас, то когда? Если не королева, то кто?

– Я ничего так не желаю, как найти человека, сломившего дух моего отца.

Ротвелл встал и, зашагав по комнате, выложил королеве все, что знал о смерти отца и о подставной торговой компании. Он никогда и вообразить себе не мог, что осмелится так открыто говорить с Елизаветой, но ведь столь же трудно представить себе, что преступник пользовался расположением Бергли. Глаза королевы затуманились слезами при упоминании этого имени. Она с ложечки кормила своего любимого министра, когда тот уже был при смерти, и, по всей видимости, ей очень его недоставало. Дрейк постарался никоим образом не оскорбить честь Бергли.

– Я попытаюсь что-либо разузнать, – сказала наконец королева, обессилено сгорбившись в кресле. – Но ты должен жить полной жизнью независимо ни от чего. Иногда месть просто невозможна. Я когда-то оплакивала свою мать, хотя едва знала ее. – Она говорила об Анне Болейн, которую обезглавил ее отец, Генрих VIII. – Кого просить о возмездии, когда твой собственный отец и монарх и убийца? – прохрипела она.

Дрейк устыдился, поняв, насколько мелки его обиды в сравнении с горем королевы.

– Не стану более вас беспокоить, мадам. – Он низко ей поклонился.

– Я не шутила, говоря о том, что вам следует пожениться. – Королева медленно подошла к зеркалу, скривилась при виде своих морщин и взглянула на отражение Ротвелла в зеркале. – Дрейк, ты меня слышал?

– Вы хотите, чтобы мы поженились, – отозвался он. Королева задумчиво нахмурилась:

– Это ведь не имеет для тебя значения, да? Женишься ты или нет, на ком женишься, тебе ведь все равно? Нет, не отвечай. Мотивы твоих поступков так же непостижимы, как и твои скитания. Потому-то ты так хорошо и служил мне.

– Я живу, чтобы служить вам, моя государыня. – Он склонился в глубоком поклоне.

– Бедная Розалинда! Женщина всегда остается пешкой в игре мужчин. Вот почему я так и не вышла замуж. А теперь ступам. Выйди через потайную дверь.

Дрейк кивнул.

– И будь добр к ней, – добавила королева. – Она дорога нашему сердцу.

Глава 17

Дрейк покинул Уайтхолл и направился прямо к Темзе. Им овладело почти непреодолимое желание сесть на корабль и уплыть в Ост-Индию. Зачем бороться с призраками здесь, в Англии, когда все проходит само собой в море?

Он ступил-таки на борт судна, правда, сел не на корабль, а всего лишь в небольшую лодку, одну из тех, что бороздили воды Темзы.

– Отличный денек, господин, – обратился к нему лодочник, пыхтя самодельной трубкой и усиленно работая веслами.

– Да, – рассеянно ответил Дрейк.

– Вам куда, господин?

– В Либерти.

– Собрались в театр?

– Нет, еду навестить друга.

Лодочник украдкой посмотрел через плечо: судя по всему, его пассажир направляется в один из борделей, чтобы вволю поразвлечься.

– Я там раньше жил, – объяснил Дрейк.

– Ясно, господин, – сказал лодочник, кивая и расплываясь в довольной ухмылке. – Ясно, – повторил он и сосредоточил все свое внимание на веслах.

Когда они подошли к пристани, рыбаки как раз вытаскивали сети и сотни серебристых рыб заскользили по деревянному настилу. Запах рыбы несколько успокоил Дрейка. Ему действительно было уютнее на воде.

Совсем недалеко от пристани высились ряды доходных домов, где прошли самые страшные годы его детства. Хорошо бы забыть все это – вонь гниющих отбросов в канавах; духоту в такие вот дни, как этот, когда высокие обшарпанные здания, казалось, заслоняют собой солнечный свет; когда не знаешь, что хуже: запах собственного пота, струящегося по лицу, или запах похоти, обволакивающий дома терпимости и исходящий от женщин, что, расставшись с одним клиентом, тут же искали другого. Хорошо бы забыть, как они цокали языками, даже при виде маленького мальчика, как выпячивали грудь и сами щипали себя за соски, завлекая клиента. Но разве такое забудешь?

– Привет, душка, – окликнула его шлюха, когда он повернул за угол строения, которое когда-то называл своим домом.

Он не остановился, и она, последовав за ним, решительно вцепилась в него сзади.

– Я сегодня в настроении, душка, возьму недорого.

– Потом, – резко оборвал ее Дрейк.

Ветхие строения, тянувшиеся вдоль улицы, представляли собой жалкое зрелище. Казалось, они рухнут, если вытащить хотя бы одну доску.

Из покосившегося окна выглядывал изможденный, похожий на скелет ребенок. Дрейк помахал ему рукой, но мальчик даже не шевельнулся. Потом из глубины комнаты, видимо, появилась мать, и ребенок тут же исчез. А может, то был лишь призрак, причудливое напоминание о печальных днях детства, подумал Дрейк.

Какие-то мальчишки неподалеку пинали собачий череп, служивший им мячом. Грязные и оборванные, они тем не менее весело смеялись. Если бы Дрейк родился в таких условиях, то, возможно, и сам был бы так же счастлив, как эти мальчишки. Но он родился в богатстве, а потом лишился его. Нет, после этого уже не оправишься. Даже если позднее снова окажешься на коне.

Дрейк весь вспотел, пока добрался наконец до доходного дома, в котором жил когда-то с матерью. Навстречу ему выскочила крыса, противно заверещала и на мгновение остановилась. В детстве он отгонял таких настырных крыс от своей постели.

– Есть здесь кто-нибудь? – спросил Дрейк, хотя было ясно, что в доме уже никто не живет. Вероятно, его покинули после вспышки чумы год назад. Люди семьями бежали из Лондона, спасаясь от страшной болезни, или умирали в муках. Трупы складывали штабелями и увозили, чтобы захоронить в общей могиле.