Книга Окольцованная птица. - Вера Копейко

— Ох, у тебя и глазомер! Неудивительно, что ты шлепнула этого мудрого вальдшнепа, который на своих крыльях отвезет тебя в Англию.

— Ах, жаль отказывать себе в удовольствии и дальше слушать твои искренние похвалы, дорогой отец. Но, как абсолютно честная дочь, я открою тебе тайну… — Ульяна сделала паузу и подалась вперед: — Ты не выключил электронные весы в ванной. На них дергалась цифра — 108. А понять, что имеются в виду твои килограммы, конечно же, помог мой хваленый глазомер. Я посмотрела на тебя и на себя и поняла, что если бы я влезла на весы, то они бы не зашкалили.

Отец расхохотался:

— Вот таких женщин я люблю! Дерзких! Ты как с папочкой разговариваешь, а?

— А твоя жена дерзкая?

— Да она просто наглая баба. Оторва. Ты бы слышала, как она командует своими хористами, как я их называю.

— Ты меня огорчаешь. — Ульяна печально сложила губы.

— А тебе-то что? — Отец уже доедал банан и чистил следующий.

— Но ведь теперь она моя партнерша по карпам?

— Ох, не бери в голову, сама понимаешь, пустая формальность. Кстати, Сомыч настоял ее записать. Он ведь не может вложиться в этот пруд.

— Но у него фамилия просто сама требует окунуть его в пруд…

Отец засмеялся.

— Я выкуплю обратно. Потом, когда разбогатею. Постарайся не развестись с ней до того времени. А то она скажет, что никакого Сомыча не знает и что это не формальность, а реальность.

— Типун тебе на язык. — Он постучал по столу.

— Поняла. Прозвучало искренне, я спокойна.

— Слушай, Ульяша, — отец откусил от следующего банана, — ты маму давно видела?

— Да, довольно давно. Я ездила к ней перед Новым годом.

— Ну и как ее регент?

— Он не регент, папа. Регент — это руководитель церковного хора. Между прочим, это у тебя знаковая оговорка.

— Что ты имеешь в виду? — Он сощурился, откусывая от второго банана первую треть.

— Это значит, ты постоянно думаешь о своей новой жене. Которая руководит своими хористами.

— Гм…

— А он не регент, бери вы-ыше. Он почти что церковный генерал. Он архимандрит. Ясно? В Духовной академии очень большая величина. Между прочим, мама показывала мне свежий том церковной энциклопедии, и там о нем есть статья. Он много работ написал по христианской этике.

— Я рад, на самом деле рад за маму. Это то, что ей всегда было нужно. Книги, слова. А мне — ружья, лес, свобода. Вот и ты себе должна найти такого, как я. Другого ты просто бросишь. Не делай мужчинам больно, девочка. Ты сама не понимаешь, какие мы слабые на рану. Девушка прыснула.

— Да уж… — Она улыбнулась, вспоминая сцену в своем доме. — Ты верно говоришь. Вы слабые на рану в прямом смысле.

— А что, ты уже пробовала? — Он перестал жевать и отложил банан в сторону. — Ну-ка рассказывай. Что натворила?

— Да ничего страшного. — Ульяна махнула рукой. — Пальнула в одного из ваших слабых на рану.

— То есть как? Словесно?

— Нет, этим таких, как ты и он, не проберешь.

— Ты… из чего же его достала?

— Из «вальтера». Помнишь, я купила себе на двадцатипятилетие? Тогда были тревожные времена, я без него не ходила ни в лес, ни в деревню.

— Помню. Хороший «газон». Так ты из него в… мужика стреляла? Зачем?

— Затем, чтобы не лез куда не надо.

— Он к тебе приставал? — Тяжелое тело отца с удивительным проворством подпрыгнуло на стуле. — Кто такой? Говори? Я с ним…

— Не надо ни с кем разбираться. Уже разобралась… — сказала Ульяна, но последняя фраза прозвучала как-то незаконченно. И она добавила: — Почти разобралась.

— Выкладывай все. Как было. — Он сказал таким тоном, которому Ульяна с детства не могла перечить.

Она все рассказала. Кроме одного: что приехала с такой радостью к отцу на этот раз, не откладывая на потом, только потому, что была уверена: она увидит Романа Купцова, хотя сама еще не знала, как это сделать.

— Хороший мужик, правильный мужик, — хохотал отец, когда дочь закончила рассказывать. — Ну а Дика, твоя защитница? За что только ты ее мясом кормишь? Убежать до утра!

— Она не виновата. Собака не обязана нюхать гадость, которой начинены патроны.

— Хочешь, наведу справки про этого твоего Романа? Если он тащится от оружия, как выражаются те, кто еще моложе тебя, — он подмигнул ей, — да-да, дочка, есть и помоложе тебя, не забывай, — то я знаю тех, кто меня на него выведет.

— Нет, не надо. Я сама с ним разберусь.

— Понял. — Он бросил кожуру банана в мусорную корзинку. — Слушай, а вот тот подарок Зинаиды, неужели ты его до сих пор не открыла?

— Нет, конечно, а как я могу? Я дала ей слово. — Ульяна пожала плечами, обтянутыми зеленой футболкой, которая подчеркивала зеленый оттенок ее глаз.

— Я бы точно не выдержал. Это у тебя от мамы. Что ж, придется идти под венец, когда захочешь посмотреть.

— Да уж если только из-за этого.

— А хотя бы. Вдруг там Зинуля тебе насыпала кучу бриллиантов или мешочек с золотым песком положила? Она всегда была богатенькая курочка. Надо же, на восьмом десятке укатить к страусам! Кстати, ничего от нее нет?

— И не будет.

— Она просто классная тетка. Я всегда ею восхищался. Наша с тобой порода. Так что не дай засохнуть нашему древу!

Ульяна улыбнулась, вставая из-за стола.

— Что сегодня за погода?

— Лето, милая, лето.

— Значит, можно одеться в шелка.

— У тебя есть? Ты теперь носишь что-то кроме джинсов?

— Но я же не в тайгу приехала, правда? Я приехала в Москву, я состоятельная женщина, которая занимается бизнесом, я хороша собой. Почему мне не надеть шелковую юбку от дизайнера Надежды Сомовой? И топик от французского кутюрье, который я купила в Париже прошлым летом?

— Тебе что, на юбку к нему не хватило денег? Французских франков?

— Не-а, — честно призналась Ульяна. — Проплыли мимо замков Луары.

— Понятно. За экскурсию все отдала.

— Совершенно верно. И не жалею. А вот когда ты увидишь мою юбку, сшитую Надюшей, ты просто упадешь.

— Давай-ка я лучше сразу лягу на диван.

Отец пошел на диван и с удовольствием плюхнулся на него, поглаживая себя по животу, обтянутому белой майкой с красными буквами на груди.

— Па-ап, ты хоть знаешь, что на тебе написано? — вдруг рассмеялась Ульяна.

— Не читаю по-английски.

— Да это не по-английски. Это по-испански.

— И по-испански не читаю.