Книга Ключ - Саймон Тойн

— А где тела других погибших?

— На четвертом этаже еще двое — выжившие после взрыва в Цитадели, хотя теперь вряд ли можно называть их «выжившими».

— С ними та же история? — спросил Аркадиан, внутренне холодея.

— Один труп похож на этот, а другой весь в крови.

— Чей именно?

— Ты же был знаком с женщиной, правда? — сказал Булут, переводя взгляд на инспектора. — Я видел твою фамилию в журнале посетителей. Так вот, вся в крови не она, если тебе так легче.

— Есть конкретные подозреваемые?

— Только один, Габриель Манн.

— Габриель? С чего это вдруг? — не смог скрыть своего удивления Аркадиан.

— Он в бегах.

— Но это не значит, что он убийца.

— Конечно, однако он связан с одной из жертв, а в ее палате мы нашли его отпечатки — в палате, куда он, по идее, не должен был попасть.

Аркадиан припомнил: Габриель прервал разговор сразу после того, как он сказал, что кто-то уже поинтересовался рейсом, которым вылетала Лив. Легко было представить, как Габриель мчится в больницу, чтобы спасти мать, — и не успевает.

— Откуда известно, что это отпечатки Габриеля, если базы данных не работают?

— Их опознал Петерсен. Если уж он говорит, что это отпечатки Габриеля Манна, то сомневаться не приходится, — я ему верю. По крайней мере, на данный момент.

Хенрик Петерсен был в рунском управлении ведущим специалистом по дактилоскопии. С помощью своих кисточек и графитового порошка он творил чудеса, которые не многим были под силу. Он мог обнаружить отпечатки на чем угодно, а память у него была просто фотографическая. Еще не прошло двух недель с того дня, когда он применил свои таланты в городском морге, откуда было похищено тело брата Лив Адамсен. Тогда он и нашел отпечатки пальцев Габриеля. И если сейчас он утверждает, что они имеют дело с такими же отпечатками, то можно быть уверенным, что Габриель действительно побывал здесь.

— Ты не против, если я поднимусь и взгляну?

— Будь моим гостем. — Булут повернулся к ярко освещенной палатке. — А у меня здесь хлопот полон рот.

На пути к входу в подземный гараж Аркадиан оглянулся через плечо и увидел, как за ограждением оживились репортеры. На него нацелилась телекамера, и инспектор поспешно отвернулся, опустил голову и шел так, пока не оказался в тиши подземного гаража.

Спустившись по пандусу, он вынул из кармана телефон. Мобильная связь пока не работала, а ему надо было связаться с Габриелем. Чужие агенты проникли в самое сердце управления полиции — так глубоко, что убийцы чувствуют себя совершенно свободно и в камерах предварительного заключения, и в больничных палатах. Аркадиану было невыносимо думать об этом. Он хотел предупредить Габриеля о том, что над ним теперь тяготеет подозрение в убийстве, да только связаться было невозможно. Оставалось надеяться, что Габриель сам ему позвонит, как только заработает мобильная связь. А пока он, Аркадиан, займется тем, ради чего и пришел: убедится, что место преступления обследовано надлежащим образом, что ничего при этом не упущено из виду. Он сунул телефон в карман и пошел по лестнице на четвертый этаж, чтобы отдать дань уважения женщине, защитить которую он не сумел.

43

Прижимая к груди книгу, переданную матерью, Габриель брел без всякой цели по улицам полуразрушенного города, и слезы оставляли дорожки на его лице, покрытом толстым слоем пыли.

Боль потери остро мучила его, глубоко вгрызаясь в незажившую рану, которую причинила ему гибель отца. Когда погиб Джон Манн, Габриель буквально сгорал от гнева и ярости. Эти чувства бурлили в нем, разжигая злость сначала на убийц, а потом — на самого себя. Габриель чувствовал свою вину, потому что не был рядом с отцом, и в мечтах представлял себе, как все могло пойти по-другому, окажись он именно там. Его душа покрылась глубокими ранами, из которых невидимо выплескивались боль и ярость, окрашивая по-новому всю его последующую жизнь. Все, чему его учили в колледже, вдруг показалось ему пустяковым и ненужным, и он бросил колледж, завербовался в армию. Габриель убеждал себя, что там его научат тому, что нужно, и он получит возможность дать выход своей злости. Ему хотелось вооружиться практическими навыками, которые в дальнейшем помогут расправиться с теми, кто убил отца. Эти навыки оденут его в непроницаемую броню, и, если снова настанет минута опасности, он сможет защитить своих близких.

Минута опасности настала.

На этот раз он был в центре событий.

И оказался не в силах противостоять врагам.

Вся полученная им боевая подготовка не помогла сделать простое дело — защитить и уберечь своих близких. Врагов было много, сильных и неуловимых. Они не выходили на открытый бой с оружием в руках, нет, они скрывались повсюду, использовали как прикрытие веру миллионов, проникали в саму атмосферу города, по которому он сейчас шел, спотыкаясь. Весь город был врагом.

Слепой от горя, Габриель брел наугад, едва переставляя ноги и стараясь только уйти подальше от больницы, не столкнувшись при этом с пожарными бригадами и с любым человеком, одетым в форму.

В конце концов инстинкт самосохранения вывел его на проспект Мелек — широкую, обсаженную деревьями улицу на границе Садового района. Здесь он еще ни разу не был — значит, и его преследователи вряд ли сюда сунутся. Тут жил единственный человек, который знал о Цитадели и ее тайнах больше любого другого, не считая, конечно, обитателей монастыря. И если переданную матерью книгу, которую он сжимал сейчас в руках, можно как-то использовать против Цитадели, эта женщина подскажет ему, как именно.

Габриель считал дома, пока не дошел до нужного. По ступенькам поднялся к входной двери, окинул взглядом улицу, убедился, что посторонних нет, и громко постучал.

Где-то в дальнем конце улицы завывала сирена охранной сигнализации, одна из многих, запущенных землетрясением, однако на эти вызовы никто не спешил. Габриель расслышал шаги за дверью; в прихожей кто-то выдвинул ящик стола. Потом шаги приблизились, в замке повернулся ключ, дверь резко распахнулась, и в лицо Габриеля, освещенное фонариком, глянуло дуло пистолета. Он отвернулся от слепящего света и хотел прикрыть глаза рукой, но тут раздался гулкий голос:

— Габриель! — Пистолет исчез, луч фонарика отвели от его лица, зато стала видна обладательница громкого голоса.

Даже в сумятице землетрясения доктор Мириам Аната была одета безупречно: на ней был обычный деловой костюм в тонкую полоску, а под ним — простая футболка. Аккуратно зачесанные седые волосы, разделенные косым пробором, придавали ей строгий вид, но женщина была явно встревожена. Глядя Мириам в глаза, Габриель почувствовал, как слабеет его воля, и отвернулся, чтобы скрыть свое лицо, исказившееся в гримасе острой душевной боли.

— Что случилось? — спросила хозяйка дома, взяла гостя под руку и провела в комнату.