Книга Что случилось с Гарольдом Смитом? - Бен Стайнер

ПЕРЕБИВКА

Гарольд смотрит на головки спичек, закрепленных на столе. Каждая вторая спичка загорается одна за другой. Потом разом вспыхивают остальные.

ПЕРЕБИВКА – стрелку монитора буквально зашкаливает.

Гарольд снимает с головы шлем из проводов – монитор продолжает регистрировать высокую мозговую активность, хотя Гарольд уже отсоединился.

Гарольд моргает – монитор пустеет.

Тесты закончены.

Питер подходит к Гарольду.

ПИТЕР

Невероятно. Просто невероятно.

Он начинает смеяться. Морщится. Дают о себе знать ссадины и синяки.

Гарольд подносит ладонь к щеке Питера. Питер испуганно вздрагивает… затем успокаивается: боль стихает. Он смотрит на Гарольда, словно спрашивая: как? как вы это делаете?

ГАРОЛЬД

Ваш любимый цвет – зеленый. Ваша мама была слепая. Вы не любите бананы.

(пауза)

Вы боитесь смерти…

По щекам Питера текут слезы. Он отнимает руку Гарольда от щеки и кладет ее в область паха, где порвано сухожилие…

НАТУРА: ТЕРРИТОРИЯ УНИВЕРСИТЕТА – ДЕНЬ

Питер делает пробежку: его болезнь явно улетучилась.

Он приближается к финишу, спринтует. Останавливает секундомер, смотрит на результаты.

Раскидывает руки.

ПИТЕР

Есссссссть!

Падает на колени и целует землю.

Поход в сортир, что так и не случился

Итак.

Отец Джоанны = отец панкушки.

Следовательно,

Джоанна = панкушка.

Такую логическую задачу способен решить даже я.

Следовательно, две девушки, в которых я поочередно был влюблен, оказались одним и тем же человеком.

Вопросы отвлекали меня, вы не поверите, от срочного задания на вечер – переподшивки документов по делу Маккласки. Вопросы, вопросы, вопросы. От самых земных – не пора ли покупать очки? – до самых абстрактных – теперь, когда две девушки свелись к одной, мои шансы удваиваются или наоборот?

Честно говоря, мне трудно было сосредоточиться.

И не только на деле Маккласки.

Я ни на чем не мог сосредоточиться.

Даже самые обычные бытовые вещи мне не давались. Типа сходить в туалет.

Потому что: я сходил в туалет, но не сходил.

С вами такое бывало?

А со мной вот как было: я встал из-за стола с твердым намерением посетить сортир и освободить мочевой пузырь. Я вышел из комнаты, прошел по коридору, зарулил в туалет: какие проблемы – сделал дело, и готово. Но я все время думал: Джоанна это панкушка, а панкушка это Джоанна.

Я вымыл руки, высушил, вышел из туалета, миновал коридор и сел за стол, чтобы приступить к подготовке дела Маккласки, а потом вдруг подумал.

Мне надо в туалет.

Минуточку.

Я ведь только что… Или…

С географической точки зрения я там был. С функциональной – нет. Я просто вошел в туалет, вымыл и высушил руки, неотступно думая про то, что Джоанна, это панкушка, и так далее, и не произвел действия, которого ожидаешь от человека„'зашедшего в туалет.

Итак.

У меня душа не на месте. Нужно поговорить с Джоанной. Начистоту. Ждать нельзя.

Классная прическа

Мы прогуливались в сторону автобусной остановки. Ну, это я только так говорю – мы.

Она-то прогуливалась, а я лишь пытался сделать вид, что прогуливаюсь. Как может человек прогуливаться, если сердце бьется в груди как колокол.

Бум. Бум. Бум.

Прогуливаться в обществе Джоанны у меня больше не получалось.

Она зевнула. И я решил, что теперь могу вставить словечко. Хотя перед этим мы не произнесли ни слова.

Говори же, Винс. Давай!

– Э… Я видел твоего отца сегодня. У него такой синяк под глазом. Он что, подрался?

Джоанна не оценила мой тонкий юмор. Сегодня у нее туго было с юмором.

– Ох, господи. Сегодня ночью… Я поэтому такая…

И Джоанна снова зевнула. Снова повод вставить словечко. Дверь открыта, Винс. Подставляй ногу, а то закроется. Живо.

– Так что было ночью?

– Ой, ужас. Этот идиот, с которым я встречалась…

И знаете, только тут я осознал это. Пока Джоанна не сказала, до меня не доходило: если она – это панкушка, с Дазом встречалась не только панкушка (и неизвестно, до чего у них там дошло), но и сама Джоанна.

Джоанна и Даз. Господи боже мой.

Ох.

– Если он такой идиот, зачем же ты с ним встречалась?

Впереди на тротуаре зазвенела кем-то брошенная пустая консервная банка. На той стороне улицы, откинувшись на капот чужой машины, стоял идиот собственной персоной. Даз. Стоял и ждал, когда Джоанна подойдет. Джоанна перестала прогуливаться и остановилась. Посмотрела на Даза. Потом на меня.

– У него классная прическа.

Классная прическа? Ты хочешь знать правду про своего хахаля, дорогая? Хочешь, я расскажу тебе про маленького тощего мальчика по имени Найджел Даскинг?

Давай же, Винс, выложи ей всю правду.

– Почему я встречаюсь с идиотом? Наверное, потому что сама такая. Жалкая идиотка.

Это она о себе, если вы не поняли. Я хотел ответить, но слова застряли на полпути между серыми клетками и речевым аппаратом.

Очередная консервная банка запрыгала у нас под ногами.

И я ринулся с места в карьер.

– Ты совершенно не права. Ты никакая не она. То есть не идиотка. Может, кое-кто тебе внушает, чтобы ты с ними чувствовала себя идиоткой и что ты должна с ними встречаться. А ты вовсе не такая и не должна…

Черт возьми. Звучало неплохо. И откуда это во мне взялось? И другой вопрос: куда делись розовые трусы и бритый пах с предательски белеющим пластырем?

Думаю, речь моя подействовала на Джоанну. Она посмотрела как-то загадочно, внимательно, но удивленно, если такие взгляды вообще бывают, а я подумал, что у меня все получилось, она не пойдет к Дазу и останется со мной, и мы будем прогуливаться дальше, и я даже вдруг почувствовал, что, пожалуй, теперь и впрямь смогу прогуливаться.

Так бы все и было.

Как вдруг. В самый неподходящий момент.