Книга Нежная добыча - Пол Боулз

Не то чтобы у Вэна был действительно дурной вкус. Его врожденная чуткость и природная сообразительность проявлялись, когда он говорил о прочитанных книгах (а читал он много, выкраивая время на работе). Однако эстетическое чувство в нем так никогда и не проснулось. Естественно, Джун никогда об этом не упоминала — лишь предлагала, а он был волен принимать или отвергать это по своему усмотрению. И обычно, если она в подходящие моменты тонко намекала, он соглашался.

На каминной доске стояли два громадных гипсовых канделябра, изукрашенных ангелами; она привезла их аж из Матаморос-Исукара в Мексике. Вообще-то она купила шесть, но все разбились, кроме этих двух, а они друг другу не очень подходили — один был чуть выше. (Вэн еще немного упрямился насчет них: даже сейчас он не был уверен, что они ему нравятся.) В каждый помещалось шесть свечей. Джун подошла к столу и вынула из ящика дюжину длинных — желтых и тонких. Часто она приносила ему сразу по дюжине. «И куда мне класть эти проклятые штуки?» — жаловался он. Джун взяла из кухни нож и стала соскабливать воск с нижних концов, чтобы свечи вошли в подставки. «Стоит мне начать, и он придет», — сказала она себе. Ей хотелось, чтобы еще до его прихода все здесь было идеальным. Джун нервно стряхнула парафиновые стружки в камин. Что-то подсказывало ей — он не просто поднимется; позвонить снизу из вестибюля — так на него больше похоже. По крайней мере, Джун на это надеялась. Пока он будет подниматься, комната совершенно преобразится. Джун вставила последнюю свечу и с облегчением вздохнула. Эти свечи горят медленно; она решила зажечь их сразу, а уже потом перенести на камин. На полке они смотрелись изумительно. Джун отошла — восхититься их великолепием — и какое-то время любовалась игрой теней на стене. Она выключила электрический свет. Когда запылает камин, от зрелища может дух захватить.

В порыве она решилась на одну дерзость. Возможно, Вэн поначалу рассердится, но она все равно это сделает. Джун кинулась через всю комнату и принялась лихорадочно толкать диван к камину. Так уютно будет сидеть прямо перед огнем, особенно когда на улице снег. Подушки упали, одно колесико запуталось в длинной шерсти козлиной шкуры — это коврик она подарила Вэну на день рождения. Отпихнув ковер с дороги, она двигала мебель дальше. Посреди комнаты он смотрелся нелепо, и она развернула один конец так, чтобы диван встал под прямым углом к камину, упершись в стену. Уложив подушки, Джун отошла полюбоваться и решила оставить его там. Но тогда нужно было переставить и другие вещи. Вся комната сейчас оказалась в беспорядке.

«Я знаю, в эту минуту откроется дверь», — подумала Джун. Опять включила верхний свет и стала быстро переставлять стулья, лампы и столы. Остался лишь небольшой комод; однажды она помогала Вэну отшлифовать его шкуркой. Когда она тащила его через комнату, один ящичек выпал на пол. У ее ног оказалась аккуратная стопка писем, полученных Вэном за последние месяцы.

— Проклятье! — сказала она вслух, и тут же во всей квартире отозвался отвратительный металлический звонок на кухне. Она оставила в покое комод и бросилась нажимать кнопку, чтобы открылась дверь с улицы. Однако, не нажав, кинулась назад в гостиную и, встав на колени, быстро сгребла письма и затолкала их в ящичек. Только раньше они были сложены аккуратно; теперь же ящик был переполнен и не задвигался. У нее опять вырвалось вслух:

— О боже! — Ей вдруг пришло в голову, будто Вэн решит, что она читала его переписку. Главное теперь — поставить комод в угол, а потом можно попробовать задвинуть ящик Джун приподняла его, и тут звонок задребезжал снова, уже настойчивее. Она метнулась на кухню и теперь изо всех сил надавила на кнопку. Затем поспешила назад и передвинула комод в угол. Попробовала засунуть ящик и поняла, что это невозможно. В порыве вдохновения Джун развернула его ящиками к стене. Шагнула к камину, поднесла к газете спичку. Наверное, он уже на четвертом этаже; осталось три.

Джун опять выключила свет, вышла в прихожую и глянула на себя в зеркало, погасила свет в коридоре и подошла к входной двери. Взявшись за ручку, она задержала дыхание — сердце билось слишком часто. Вот этого ей как раз не хотелось. Джун надеялась, что Вэн вступит в маленький мир абсолютного покоя. А она расстроена из-за этого нелепого ящика. Или потому, что пришлось таскать мебель. Она чуть приоткрыла дверь и прислушалась. Спустя секунду она вышла на площадку и прислушалась опять. Подошла к перилам.

— Вэн? — позвала она и тут же разозлилась на себя.

Двумя этажами ниже ответил мужской голос:

— Райли? — заорал он.

— Что? — воскликнула она.

— Я ищу Райли.

— Вы нажали не тот звонок, — крикнула она, очень четко, хотя пришлось повысить голос.

Войдя в квартиру и захлопнув дверь, Джун немного постояла, держась за ручку и упершись лбом в косяк. Сердце билось еще неистовее. Она вернулась к комоду в углу. «Можно привести его в порядок раз и навсегда прямо сейчас», — подумала она. Иначе из головы его никак не выкинуть. Джун развернула его, вынула все письма и аккуратно разложила на четыре равные пачки. Но даже так ящичек задвинулся с трудом — однако закрылся. Когда дело было сделано, она подошла к окну и отодвинула штору. Похоже, стало намного холоднее. Поднялся ветер; он дул с востока. Небо уже не было фиолетовым. Теперь оно было черно. Джун видела, как снег кружит возле уличного фонаря. Неужели буря подымается? Завтра воскресенье; она просто останется тут. Наутро, конечно, будет ужасный момент, когда родители встанут и поймут, что она не приходила, но она этого не увидит, а потом с ними все уладит. Идеальные получатся каникулы: целые сутки здесь, наверху, вокруг только снег и больше ничего, никого — кроме Вэна. Глядя на улицу, она постепенно убедилась, что буря — на всю ночь. Джун повернулась к комнате. Как приятно ее сияние оттеняет враждебную ночь снаружи. Она отпустила штору и подошла к камину. Щепки разгорелись вовсю, но их больше не осталось; Джун положила сверху два полешка. Вскоре они затрещали с такой силой, что она решила поставить перед ними экран. Джун села на диван и в свете камина и свечей оглядела свои ноги. С улыбкой она откинулась на подушки. Сердце больше не скакало. Ей стало почти спокойно. Снаружи выл ветер; для нее это всегда — неизбежный звук меланхолии. Даже сегодня.

Внезапно она решила: непростительно не сказать родителям, что она остается на ночь. Джун прошла в спальню и прилегла на кровать, поставив телефон себе на живот. Он смешно подрагивал, когда она набирала номер. Ответила мать, а не отец. «Слава богу», — сказала Джун про себя и откинулась на подушки. Мать спала: судя по голосу, она вовсе не обрадовалась настойчивому звонку.

— Надеюсь, у тебя все в порядке, — сказала она. Они поговорили о буре.

— Да, на улице жуть, — сказала Джун. — О нет, я у Вэна. У нас камин горит. Я собираюсь остаться. До утра.

Повисла короткая пауза.

— В общем, я думаю, ведешь ты себя очень глупо, — услышала Джун голос матери. Та не умолкала. Джун дала ей выговориться. Затем перебила с напускным нетерпением в голосе:

— Я не могу сейчас это обсуждать. Ты же понимаешь.