Книга Пейтон Эмберг - Тама Яновиц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пейтон оглянулась по сторонам. Теперь и гостиная показалась ей неприглядной. Кожаный бледно-желтый диван, кушетка, драпированная шотландкой,[26]кофейный столик с верхом из органического стекла, на полу — ковер фабричной работы, на стене — застекленная фотография: Бетт Дэвис[27]в «Мистере Скеффингтоне». Безвкусица, — сочла Пейтон.
— Пойми меня правильно, — наконец сказал Барри. — Я кручусь, как белка в колесе, не удовлетворяюсь достигнутым, у меня обширные планы. Но стоит мне заработать, ты тратишь все эти деньги, и мне приходится начинать все сначала.
— Но ты же не хочешь, чтобы ребенок спал на полу?
— Я хочу одного: чтобы ты не тратила деньги, не посоветовавшись со мной. — Барри снова уставился в телевизор.
— Извини, я хотела как лучше, — сказала Пейтон.
Она снова подошла к Барри, отодвинула столик в сторону и, устроившись на ковре, расстегнула мужу молнию на ширинке.
— Ты загородила мне весь экран, — буркнул Барри, вытянув шею.
— Я не помешаю тебе. — Пейтон потянулась к его трусам и, расстегнув на них пуговицы, взяла в рот его пенис.
В животе зашевелился ребенок, ткнув ее пяткой. Неожиданно Пейтон вспомнила, с какой страстью она и Сэнди отдавались друг другу в гостиничном номере на кушетке, как она сидела на нем, уперев ступни в спинку дивана, а Сэнди ее поддерживал, помогая движению вверх и вниз.
В рот попал волос. Пейтон переправила пенис в руку, а свободной принялась отдирать волосинку от языка.
— Продолжай! Продолжай! — нетерпеливо произнес Барри.
Вот если бы к ней обратился Сэнди… Но только он с ней порвал. Но если бы ребенок был от него, она бы собрала свои вещи и явилась к нему — он бы ее не выгнал.
Барри спустил штаны и, пригнув голову Пейтон, вонзил пенис ей в рот, заставив на секунду отпрянуть от непроизвольной боязни подавиться…
Пейтон переживала настоящее потрясение, физическую и душевную встряску, казалось, не присущую человеку, — то, что было в ее утробе, представлялось чужим, инородным телом, к тому же чрезвычайно большим. Как могли допустить хваленые доктора, чтобы ребенок настолько вырос? Вероятно, ей следовало родить несколькими неделями раньше, а доктора просто некомпетентны. Ей еще повезет, если обосновавшийся внутри нее паразит не замыслит остаться в ее уютной утробе. А вдруг она зачала не от Барри, а от кого-то другого, и это случилось намного раньше? Тогда она может родить не младенца, а мутанта, похожего на взрослого человека, — с зубами, со сложившейся речью, со стереофоническими наушниками… Но вот, когда боль стала казаться невыносимой, доктор хирургическими щипцами извлек младенца на свет. Пейтон издала вздох, похожий на крик, и в изнеможении замерла.
— Чудесный малыш, — сказал доктор и передал сморщенное липкое тельце стоявшему рядом Барри, бледному и помятому.
Палата Пейтон утопала в цветах, но большей частью это были безвкусно составленные букеты: крапчатые гвоздики, желтые хризантемы… И все-таки один из букетов, составленный из фиалок и миниатюрных бледно-лиловых роз, не мог не привлечь внимания. Возможно, предположила она, цветы от Джермано, который каким-то чудесным образом узнал о произошедшем событии.
— Барри, кто принес этот букет? — возбужденно спросила Пейтон, сопроводив вопрос жестом.
Ее волосы были потными, лицо — измученным, изможденным; она села в постели и потянулась к столу за пудреницей.
— Эти цветы от меня, — довольно ответил Барри. Он опустился на край кровати и взял жену за руку. — Тебе они нравятся?
— Красивый букет, — кисло сказала Пейтон и вырвала руку.
В комнату вошла няня, держа в руках запеленатого младенца, и подала его Пейтон. Рассеянно взглянув на него и подержав его у груди, она передала его Барри.
— Малютка! — слащаво произнес он.
Пейтон раздраженно вздохнула. Однако ее покоробил не только Барри. Ребенок — это не на неделю. Теперь он будет вечно крутиться возле нее, доставлять неудобства…
В комнату вошли родители Барри, приехавшие в клинику на машине.
— Наш первый внук! — восторженно воскликнула Грейс и забрала у Барри младенца. Поахав и посюсюкав, она рассыпалась в поздравлениях.
— Пейтон, ты настоящая героиня, — вторил ей Леонард.
Усомнившись в своем геройстве, Пейтон тем не менее посчитала, что сумела совершить то, на что Барри, любимец своих родителей, попросту неспособен, хотя особой ее заслуги в том не было — ребенок обязан жизни биологическому процессу. И все же Пейтон впервые испытала довольство.
— Вы уже решили, как назвать мальчика? — поинтересовалась Грейс.
— Кассиусом, — ответила Пейтон.
— Кассиусом? — Грейс пришла в замешательство. — Мне казалось, что вопрос с именем — дело решенное. Вам с Барри оставалось лишь выбрать между Джонатаном и Джейсоном. — Она взглянула на мужа, словно ища поддержки.
Леонард надул щеки, вытаращил глаза и стал походить на раздувшуюся лягушку. Однако столь глубокомысленный вид ему не помог. Он что-то буркнул и замолчал.
Грейс продолжила сражение в одиночку.
— Вы на самом деле решили назвать мальчика Кассиусом? — спросила она.
Пейтон кивнула.
— А тебе, Барри, тоже нравится это имя?
— Я уже свыкся с ним, ма, — ответил Барри извинительным тоном.
— Кассиус Эмберг, — размеренно произнес Леонард. — Полагаю, что среди Эмбергов не было ни одного Кассиуса.
— Но мальчик хотя бы Эмберг? — спросила Грейс.
— Конечно, — ответил Барри. — А кто же еще?
— Я чуть не усомнилась и в этом, — раздраженно сказала Грейс. — Я помню, с какой неохотой Пейтон согласилась принять нашу фамилию, выходя за тебя.
В палату вошла медсестра и принялась инструктировать Пейтон, как кормить грудью ребенка. Окинув взглядом вошедшую медсестру, Барри и Леонард, как по команде, вытаращили глаза и непроизвольно уставились на грудь Пейтон. Она слегка пожала плечами. Эка невидаль! Существует немало стран, где женщины ходят по пояс голые, кормят младенцев грудью на виду у мужчин и это не вызывает у соплеменников ни похотливого гоготанья, ни дурацких улыбок. Тем не менее Пейтон попросила мужчин выйти из комнаты. Вместе с ними вышла и Грейс.
Медсестра показала Пейтон, как вставлять сосок в рот младенца. Младенец помусолил сосок и убрал губы в сторону. Почему он не сосет грудь? Однажды на вечеринке Пейтон познакомилась с женщиной, которая кормила грудью ребенка чуть ли не до пятилетнего возраста и потому повсюду таскала его с собой. Не стала исключением и та вечеринка, на которой этот ребенок, взобравшись матери на колени, едва не порвал ей блузку, добираясь до вожделенного молока, чем привел в полный восторг всех мужчин, которые, казалось, и сами были готовы присосаться к груди.