Книга Никогда в жизни! - Катажина Грохоля

Да, конечно, я все это говорила, но мои слова в устах Язвы звучали совершенно иначе.

– Друзьям надо помогать, – продолжала она, – или, может, ты просто пошутила?

Чувствуя за собой вину, я собиралась сию же минуту превратить все в шутку, но в это время в кухне появился ее ухажер вместе с Адамом, социологом. Они пришли за оставшимся вином.

Приятель Язвы похлопал меня по плечу.

– Ну что, договорились, а? Хорошо у тебя здесь, в этой дыре.

К счастью, я вдруг очнулась, словно кто-то вылил мне на голову ушат ледяной воды. Дыра? Адам взглянул на меня из-за дверцы холодильника. Не могу ручаться на все сто, но мне показалось, что на его лице мелькнула тень осуждения в адрес дружка Язвы, а потому я ответила:

– Ну что ж, не смею задерживать вас в этой дыре.

– А знаешь, – отозвалась Язва с нервным смешком, – ворота ведь заперты.

Тут Адам – в общем-то абсолютно малознакомый мужчина – подмигнул мне и галантно сказал:

– Я открою.

Затем закрыл холодильник и отпер ворота.

– И не вздумай теперь обращаться ко мне с чем-нибудь! – крикнула на прощание Язва, и парочка умчалась в теплую ночь.

Я, оторопев, стояла в кухне. Почему ко мне в гости приходят такие отвратительные люди? Почему кто-то осмеливается так оскорбительно отзываться о моем чудном уголке на земле? Почему я не умею вовремя среагировать? Почему соображаю так медленно и задним числом? Через два дня придумаю, что можно было бы ответить на эту «дыру», а сейчас в голове была пустота. Я слышала, как щелкнул замок на калитке. И чуть было не разревелась. Адам вошел в кухню, достал из холодильника вино, взглянул на меня.

– Идем, – сказал мне. – Эти люди недостойны этого места.

Интересный мужчина.

В два часа ночи, когда в кухне не осталось ничего съестного, что не являлось бы сухим кошачьим кормом, я наконец-то с облегчением вздохнула. Вынесла к костру последнюю бутылку вина – к счастью, никто не захотел ни чаю, ни кофе – и только тогда смогла спокойно рассмотреть Адама. Разве не странно, что, работая в одной редакции, мы не встречались с ним раньше?

Оказывается, он временно вел рубрику «Советы психолога».

* * *

Адам позвонил мне в десять, чтобы поблагодарить за приятно проведенный вечер. Вечер! Он уехал, когда начало светать. И спросил, не пообедаю ли я с ним, поскольку в моем холодильнике осталась только банка из-под консервированного перца, горчица и пара засохших морковок.

Какое счастье, что мама и папа отложили свой приезд!

Тося была у отца, Йоли и их новорожденного. Конечно, я могла принять приглашение, тем более что оно ни к чему меня не обязывало. Адам рассмеялся в трубку и сказал, что приедет в четыре.

В двенадцать я пошла к Уле. Мы просидели с ней под крушиной до половины третьего. В три я отправилась в ванную, чтобы привести себя в порядок: помыть голову и переодеться во что-нибудь непохожее на свитер и джинсы. Мне хотелось выглядеть свежей и нарядной, вопреки лишнему весу, токсикогенным родителям, бытовым проблемам, преимущественно финансовым, озлобленным приятелям и т. п.

Где-то без четверти четыре мне удалось засунуть голову под струю воды, нанести на волосы бальзам, замотать их полотенцем и даже самодовольно подумать, как у меня все складно выходит. Добраться ко мне нелегко, поэтому мужчина, с которым у меня назначена встреча, наверняка не приедет вовремя. Когда я массирующими движениями наносила крем на лицо, раздался звонок. Я бросилась сначала к двери, потом в ванную, потом снова к двери, затем сорвала с головы полотенце, открутила кран, опять к двери – вода хлестала, – затем приоткрыла окно и увидела, что это Адам. Он стоял у калитки и ждал.

Вода била фонтаном. Я была в панике. Как же это так – договориться на четыре часа дня и явиться минута в минуту? Если мужчина сказал, что будет в четыре, – это так, для разговора. По своему опыту я знала, что он появится в четыре утра – потому что машина, потому что пробки, несчастный случай, кто-то просил подвезти автостопом, потому что развезло дорогу и рытвины и только под утро немного подсохло и можно было ехать. Нет, уму непостижимо, чтобы договориться на определенное время и именно в это время прийти. Я давно приучила себя ни в коем случае не надеяться на такие сюрпризы! Между тем у моих ворот стоял мужчина, с которым я условилась встретиться в четыре. Из окна ванной я крикнула:

– Подожди!

Засунула голову под кран, заливая водой фен, кота и собственную юбку. Начала искать полотенце, которое куда-то швырнула, но без большого успеха – я уже не видела ничего, потому что вода с волос стекала в глаза. Рассеивая повсюду брызги, я бросилась к шкафу в прихожей и скинула на голову себе все простыни, потому что перепутала полки в шкафу. Затолкав белье обратно, я вытащила полотенце и блузку, которую искала всю осень. При этом не испытала ни малейшей радости. Глаза щипало, плечи намокли. Борис сидел под книжной полкой и укоризненно смотрел на меня. Если бы так посмотрел мужчина, с которым у меня было свидание, то я бы предпочла никогда больше в жизни не мыть голову.

Я приоткрыла окно в кухне и крикнула:

– Иду-иду!

И тогда упал горшок с цветком, который я поставила там на зиму.

Он упал прямо в мойку на мой последний, любимый, тонкий чайный стакан.

Когда я извлекала осколки стекла из мойки, полотенце, которым была замотана голова, сползло на глаза, и я порезала руку. Я сдвинула полотенце с глаз, чтобы хоть что-нибудь видеть, и измазала его кровью.

Я предвидела дальнейший ход событий. Он войдет и разозлится, что я до сих пор не готова. Все они одинаковы. Сколько можно стоять там у калитки и ждать? Он непременно будет взбешен. Увидит, в каком я состоянии, и поймет, что имеет дело с кретинкой. Увидит опрокинутый горшок и поймет, что имеет дело с женщиной, которая опрокидывает комнатные цветы в мойку. А поскольку в фен попала вода, она не скоро соберется на этот обед. Возможно, и совсем откажется ехать. В кухню я его впустить не смогу. Насчет фена лучше вообще промолчать.

Перешагнув через гору полотенец и простыней в прихожей, я засунула порезанный палец в рот и нажала домофон. Остановилась, ожидая, в дверях. Адам смотрел на меня не так, как Борис из-под книжной полки. У меня на лице лоснился еще не впитавшийся крем, глаза покраснели от бальзама, желтое полотенце, сползшее на лоб, было испятнано кровью.

– Ты поранилась? – мягко сказал Адам, а я онемела. Он вошел в кухню и спросил, есть ли у меня пластырь.

Я кивнула в сторону тумбочки возле мойки. Он достал пластырь, вынул из мойки цветок, затем велел показать ему руку. Потом прилепил пластырь. После чего раскрутил фен, высушил его над газом. И наконец, сказал:

– Не беда, кафе открыты до позднего вечера.

Я была в шоке. Вела себя так, словно это была не я.

Молчала.