Книга Плащ душегуба - Крис Эллиотт

– То, что вы здесь видите, – это «сладкое мясо» под соусом из жирных сливок и трюфелей, n'est-ce pas?

Калеб отвел глаза и двинулся дальше. А вот его спутник явно наслаждался чудовищным зрелищем.

– Люблю, когда мозги наружу лезут. Хе-хе, мне это напоминает битву у ручья Антьетам.[43]Не дрейфь, янки, я тебя мигом отсюда вытащу.

Он открыл еще одну дверь и вывел Калеба на лестницу.

– Этот хлороформ – воистину потрясающая штука, – попытался завязать разговор Финнеган, продолжая пожевывать шматок вяленой говядины. – Слышь, а ведь это еще одно изобретение южан. Вроде копченой свинины, кадрили и близкородственного спаривания для получения генетического совершенства. Пока не было хлороформа, приходилось крепко держать беднягу, пока его вскрывали. А сейчас красота, пара вдохов – и на два дня в отключке.

«На два дня? И впрямь неплохая штуковина», – подумал Калеб.

Пройдя по извилистому коридору, они вошли в какую-то непонятную кладовку, где отставной сержант зажег масляную лампу и принялся искать потайную дверь, бормоча:

– Она где-то здесь.

Калебу наконец удалось совладать с рвотными позывами. Теперь, когда тошнота и дрожь в коленях прошли, он снова почувствовал себя самим собой.

– А, вот она где! Через эту дверь мы попадем в змеиную яму, а уж оттуда – в камеру профессора, – пояснил Финнеган.

Пока старый вояка ощупывал ремень в поисках нужного ключа, Спенсер оглядывал комнатушку. На стенах громоздились полки с одеялами, хирургическими инструментами, музыкальными инструментами, орудиями пыток и консервированной овсянкой. Его взгляд упал на полку, уставленную бутылочками с надписью «Хлороформ».

«Готов поспорить, с этой штукой эфирно-опийный десерт на дробленом льду будет еще круче», – подумал он и незаметно сунул один из флаконов в карман.

– Держись поближе, – предупредил надзиратель, вытащив свой электрошокер и несколько раз передернув затвор, чтобы привести его в боевую готовность. – И остерегайся змей.

– Змей? – воскликнул Калеб. – Да что же у вас тут за дурдом-то?

– Это была идея доктора Ферренфаргон-хоффа. Большинство здешних психов настолько ненормальны, что видят змей там, где их нет. А если они будут видеть змей по-настоящему, значит, они нормальны. Это называется гомеопатия.

– Да это просто неле… – начал Калеб, но тут же осекся, услышав шипение. Нечто чешуйчатое скользнуло сквозь клетку на его голове.

– Какого… – снова начал было он.

– Просто веди себя естественно, – посоветовал Финнеган.

Наконец они добрались до самой сердцевины лечебницы. Это мрачное место заполняли все мыслимые и немыслимые образчики сумасшествия. Одни безумцы бродили туда-сюда, хихикая себе под нос, другие увлеченно спорили с невидимыми собеседниками, некоторые были заперты в стоящие на полу небольшие клетки, еще кто-то носил старинные кандалы из каталога «Инквизиция: новые пыточные и купальные принадлежности». Множество надсмотрщиков в птичьих клетках на головах слонялись по залу, время от времени нанося удар по голове какому-нибудь ничего не подозревающему обитателю этого бедлама и уворачиваясь от плевков гремучих змей.

«И чего я сюда полез? – подумал Калеб. – Возможно, Кампион – всего лишь еще один ложный след».

Какая-то сумасшедшая старая итальянка подскочила к нему и уцепилась за рукав.

– Дружбанчик, зачем ты так со мной? Дружбанчик, прошу тебя! – взывала она, пока надзиратель не пыхнул на нее из своего шокера.

Итальянку, словно тряпичную куклу, отбросило к стене, где шамкающий старикашка мирно играл в криббедж с кучкой экскрементов. Ее тельце трепетало и вихлялось, словно она отплясывала джиттербаг.

– Д-д-др-р-руж-б-б-бан-н-н-чик, з-з-зачем т-т-т-ты…

– Валяй, покажи им, кто тут главный, – сказал бывший мятежник, не обращая внимания на вспыхнувшую на полу солому. Из-за оглушительного шума ему приходилось орать, чтобы Калеб его услышал.

– Кампион – хитрый янки! Этот желтопу-зый мерзавец подкрадется к тебе во тьме ночной по Телеграфной дороге и нападет без жалости, пока ты спишь в отсыревшей скатке в грязи на вершине Пи-Ридж.

– Я слышал про случай с утюгом! – прокричал Спенсер.

– У меня с ним свои счеты. Вот почему он в одиночной камере. Он натолкал в яблочный мешок комканой туалетной бумаги, будто это и есть яблоки, и шарахнул меня им по голове!

– Что? – завопил Калеб, пытаясь не обращать внимания на ораву гогочущих придурков, которые хватали его за одежду и дергали за прутья клетки.

– Это чудовище – в конце коридора, – сообщил надзиратель, когда они перешли в другое помещение, где было чуть потише, и миновали один за другим ряды с заключенными маньяками. В некотором смысле тщательно охраняемое заведение в Бельвю представляло собой метафорическое отражение многонационального бурлящего котла, в который стремительно превращался и сам Нью-Йорк. В то же время это была большая клетка, заполненная меньшинствами. В одной из камер на койке сидел какой-то итальянец, беспрестанно кивая; в другой русская женщина выделывала балетные па, что-то напевая себе под нос; еще в одной немецкий пастух в смирительной рубашке радостно глодал человеческую кость.

– Вы держите Кампиона в одиночке?

– Приходится… Он же чокнутый, забыли? Но мы надели на него смирительную рубашку, цепи и увесистые кандалы, так что не бойтесь, он будет смирным как пленный юнионист, страдающий тяжелым поносом. Хе-хе-хе-хе. А кстати, неприятно вам напоминать, но смирительная рубашка – тоже одно из великих изобретений южан.

Они остановились перед массивной железной дверью, и надзиратель три раза постучал.

– Профессор, это к вам! Мы заходим. Ведите себя на этот раз прилично. Неприятности нам не нужны.

Он сунул ключ в замочную скважину, отпер несколько засовов и, поднатужившись, сдвинул тяжеленную дверь.

– Начальник Спенсер, позвольте вам представить профессора Кампи… Что за черт?

Камера была пуста!

На полу валялись наручники и смирительная рубашка узника. Надзиратель схватил свой свисток и что было сил дунул в него.

– Побег! Побег! Перекрыть все входы и выходы! – завопил он. – Псих на воле! Тюремщики, хватайте ваши чашки!

Послышалась череда свистков – стража передавала сигнал тревоги по цепочке. Сконфуженный надзиратель, качая головой, поднял брошенные вещи.

– Как же этот хитрый дьявол умудрился ускользнуть?