Книга От убийства до убийства - Аравинд Адига
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Человек спрашивал у одного возчика за другим, сколько ему лет. Точно никто не знал; на вопрос: «Но хотя бы примерные догадки у вас об этом есть?» – они просто кивали. «Восемнадцать, двадцать, тридцать – должны же вы иметь хоть какое-то представление?» И они опять кивали.
– Мне двадцать девять, – крикнул из своей тележки Ченнайя.
Теперь кивнул мужчина. И записал что-то в блокнот.
– Скажите мне, кто вы? – спросил Ченнайя. – Почему задаете нам эти вопросы?
Человек ответил, что он журналист, – на возчиков это произвело немалое впечатление, а то, что он работал в мадрасской газете, выходящей на английском языке, произвело впечатление даже большее.
Возчиков поражало, что столь хорошо одетый господин разговаривает с ними так учтиво, и они попросили его присесть на раскладушку, которую один из них тут же дочиста протер ладонью. Человек из Мадраса подтянул в коленях брюки и сел.
Теперь он пожелал узнать, как они питаются. Он составил в блокноте список всего, что они съедают за день, а затем замолчал и начал что-то черкать карандашом, возчики же почтительно ожидали, когда он закончит.
Потом он отложил блокнот и с широкой, почти торжествующей улыбкой объявил:
– Ваша работа отнимает у вас больше калорий, чем вы потребляете. Каждый день, при каждой доставке вы медленно убиваете сами себя.
В доказательство сказанного он показал им листки блокнота, испещренные закорючками, зигзагами и цифрами.
– Почему вы не займетесь чем-нибудь другим – не пойдете работать на фабрику? Да чем угодно! Почему не научитесь читать и писать?
Ченнайя выскочил из тележки.
– Не смотри на нас сверху вниз, сукин сын! – закричал он. – Тот, кто рождается в этой стране бедняком, бедняком и помирает. Для нас нет надежды, и нам не нужна жалость. Уж во всяком случае, твоя, жалость человека, который пальцем ни разу не пошевелил, чтобы помочь нам. Я плюю на тебя. Плюю на твою газету. Ничто никогда не меняется. И никогда не изменится. Посмотри на меня, – он развел перед собой ладони, – мне двадцать девять лет, а у меня уже согнулась и покривилась спина. Если я доживу до сорока, что со мной станется? Я превращусь в почерневшую, кривую жердину. Думаешь, я не знаю этого? Думаешь, без твоего английского и блокнота мне этого не понять? Но ведь вы же и держите нас в таком состоянии, вы, горожане, богатые мудаки. Вам выгодно держать нас за скот! И ты – мудак! Мудак, хоть и говоришь по-английски!
Мужчина снова отложил блокнот. Он смотрел в землю и, похоже, пытался найти ответ.
Кто-то стукнул Ченнайю по плечу – юноша-тамил из магазина мистера Ганеша Паи.
– Слишком много болтаешь! Иди, настал твой черед.
Некоторые из возчиков зафыркали, точно давая понять Ченнайе: так тебе и надо.
Вот видите! Он яростно глянул на английского журналиста из Мадраса, и взгляд его означал: «Даже права голоса и того у нас нет.
Стоит нам начать говорить, как мы тут же слышим: заткнитесь».
Странно, но человек из Мадраса не ухмылялся, он даже отвернулся, как будто ему стало стыдно.
Забравшись в этот день на Маячную гору, перевалив с тележкой через ее гребень, Ченнайя обычного душевного подъема не испытал. «На самом деле я не продвигаюсь вперед», – думал он. Каждый поворот колеса уничтожал его, приближал к распаду. Всякий раз, начиная крутить педали, он проворачивал колесо жизни вспять, толок свои мышцы и ткани в кашицу, из которой они возникли в чреве его матери; упразднял самого себя.
И Ченнайя вдруг замер посреди дороги, в самой гуще движения, ибо ему пришла в голову мысль, простая и ясная: «Так продолжаться не может».
Почему тебе не заняться чем-нибудь другим, не пойти на фабрику, – чем угодно, лишь бы улучшить твое положение?
В конце концов, ты столько лет доставлял на фабрику то одно, то другое – теперь осталось только внутрь попасть.
И на следующий день Ченнайя отправился к фабрике. Он увидел тысячи людей, входивших в нее, и подумал: «Каким же я был остолопом, ведь даже не попытался получить здесь работу».
Ченнайя сел на землю, охранники вопросов ему не задавали, полагая, что он явился за каким-то грузом.
Он прождал до полудня, и тогда в воротах фабрики показался мужчина. Судя по количеству тех, кто сопровождает его, подумал Ченнайя, это большой человек. Он проскочил мимо охранников и плюхнулся на колени:
– Сэр! Я хочу работать.
Мужчина уставился на него. Охранники кинулись оттаскивать Ченнайю, но большой человек сказал:
– У меня две тысячи рабочих, и ни один из них работать не хочет, а этот человек стоит на коленях и вымаливает работу. Вот жизненная позиция, которая необходима нам, чтобы двинуть страну вперед.
И он указал на Ченнайю пальцем:
– Долгосрочного договора ты не получишь. Понимаешь? Работа поденная.
– Все, что скажете, все.
– Какую работу ты можешь исполнять?
– Какую скажете, любую.
– Хорошо, приходи завтра. Сегодня нам разнорабочие не нужны.
– Да, сэр.
Большой человек достал из кармана пачку сигарет, закурил.
– Послушайте, что говорит этот человек, – сказал он своим сопровождающим, когда они, тоже закурив, обступили его.
Ченнайя повторил, что готов на любую работу, на любых условиях и за любую плату.
– Скажи еще раз! – приказал большой человек, и новые люди подошли, чтобы услышать Ченнайю.
В этот вечер он, вернувшись к магазину мистера Ганеша Паи, крикнул возчикам:
– Эй, мудаки, я нашел настоящую работу! Я ухожу отсюда!
Один только тамил и попытался остановить его:
– Ченнайя, может быть, подождешь денек, убедишься, что это и вправду хорошая работа? А тогда и уволишься.
– Не пойдет, я увольняюсь сейчас! – крикнул Ченнайя и ушел.
На следующее утро, еще на рассвете, он появился у ворот фабрики.
– Я хочу видеть большого человека, – сказал он и потряс, чтобы привлечь к себе внимание, прутья ворот. – Он велел мне прийти сегодня.
Охранник оторвался от газеты, которую читал, и смерил Ченнайю злобным взглядом:
– Пшел вон!
– Ты что, не помнишь меня? Я приходил…
– Пшел вон!
Ченнайя остался ждать у ворот; спустя час они открылись, из них выехала машина с затемненными окнами. Ченнайя побежал рядом с ней, стуча в окна: «Сэр! Сэр! Сэр!» Не меньше десяти рук вцепилось в него сзади. Ченнайю повалили на землю и чуток попинали.
Когда он прибрел под вечер к магазину мистера Паи, то увидел ожидавшего его юношу-тамила. И тот сказал:
– Я не говорил боссу о твоем уходе.