Книга Каменные клены - Лена Элтанг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
по иоанну дамаскину, зло есть небытие, пустое место, то есть просто отсутствие добра, думал я, проезжая кольцевую развязку на бейсуотер, по фоме аквинскому, вообще все — добро, а зло — мелкая его часть, необходимая составная, на клифтон-плэйс нет поворота направо, сказал я, нажимая кнопку сброса, давайте-ка вернемся на стэнхоп-террас
лондон с птичьего полета кажется мне более реальным, чем тот, по которому ходят люди, я владею простертым навзничь лондоном, сидя в своей башне с дисплеем и двумя педалями — если я попаду на настоящую ланкастер-элли, то непременно на ней потеряюсь
по лейбницу, зло — это недоразвитое добро, он утверждает, что зло становится существенным, когда оно непоправимо, то есть, когда люди не летают, а птицы не обладают речью, теперь поезжайте через паддингтон к госпиталю святой марии, сказал я и отпустил руль
по саше сонли существует лишь ее осознание зла, нет — скорее, ощущение зла, незаметное, как cum grano salis — негромкое замечание парацельса, без которого противоядие не сработает
скажем, засуха в верховьях ганга оставляет ее равнодушной, зло не касается ее, и, следовательно, это просто пятнышко на карте, мимолетный укол жалости, но убитые терьеры хугин и мунин — это зло, направленное к ней острием, оно рождает в ней ответное зло, пусть даже бесплотное, не осознанное, но поднимающее в ней пепельный, жаркий ветер
между ней и беспокойной красной точкой первого зла возникает некая связь, пип, пи-и-ип, и этой первой точке не поздоровится, как пить дать
* * *
черные лакированные коробочки из-под чая нельзя выбрасывать, они похожи на дарохранительницы в храме сетоса, там они стоят на ладьях и хранят никому уже не нужные дары
у табиты в кухне я насчитал восемь таких коробочек, в одну из них она сунула свернутое в трубку письмо александры, и я заволновался — а вдруг оно исчезнет, как заклинание времен среднего царства, написанное на глиняном сосуде
это займет время, важно сказала табита, русской программы для перевода у нас в архиве нет, мне придется кое-кого попросить, ну вы понимаете?
зрачки и рот у табиты темные и круглые, будто отверстия розетки — и смотрит она прямо и ровно, не отводя глаз, и стоит слишком близко, но это лондонская розетка, к ней ведут бесстрастные ломкие провода, в них звенит комариное назойливое электричество, поэтому свет не горит, и гореть не будет
зато он мерцает, чорт его побери, в каждом клочке бумаги, попадающемся на улицах ламбета, я то и дело смотрю себе под ноги, будто бродяга в поисках оброненной прохожим денежки, быстро же меня приучили к бумаге-посреднику, к письму наклонных струй, к словам, которые можно пролистать обратно, я всматриваюсь в гонимые ветром липкие обертки и фантики, как будто боюсь наступить на сашину записку или — на письмо, которое я не смог прочитать, и вот, украл
что бы сказала на это покойная миссис сонли, если бы мы встретились еще раз?
Вишгард, июль, 2008
Эдна А., о чем ты? Я вовсе на тебя не сержусь. Просто мне в последнее время было не до писем. В «Кленах» опять появился какой-то грибок, от него стены в гостиной пошли желтыми пузырями. Это бы ничего, но он перекинулся на мебель и теперь примеривается к посудной горке.
Ворота пришлось перекрашивать после пожара, обгорела также стена гостиной, а печь дала трещину в том самом месте, где акантовые листья и рог изобилия.
В пансионе пусто уже неделю — из-за дождей и штормовой погоды. К тому же, постояльцы стали предпочитать гостиницы в Вествуде, потому что у нас всю весну были перебои с электричеством. Говорят, что виной тому новый пассажирский терминал, но я думаю, что Старый город понемногу уходит на дно залива.
Девчонка Эвертонов вообще ни на что не годится, мы с ней как резеда и роза — вянем, оказавшись в одной комнате, но я все терпеливо сношу и улыбаюсь, как морская свинка.
Самое же страшное случилось в конце июня — погибли Хугин и Мунин, уснули и не проснулись. Мама всегда говорила, что собаки — это необходимость и действительность, как дом, например, или лес, или каменистый берег. Значит, теперь я живу с вынутым из моей плоти ломтем действительности, вернее, с двумя. Но я думаю о тебе, не сомневайся.
Дрессер не дает тебе развода, и это меня не удивляет. Твой муж предсказуем, как результаты гребных гонок в его вельможном клубе. Он не отпускает тебя не потому, что ты бегаешь по закоулкам с мальчиками из сборной, и не потому, что он желает тебя наказать и запереть. О нет, ты так его и не раскусила.
Он не отпускает тебя потому, что ты вернешься ко мне, а значит, он потерпит два поражения сразу: и при Данбаре и при Стерлинге.[73]
Я знаю, что нужно сделать, но для этого ты должна отключить свою шальную кудрявую голову, закрыть глаза и слепо мне повиноваться. Все уладится, Дрина, не бойся, ты скоро вернешься домой. Но сначала нам нужно открутить все обратно, в точку отсчета, в начало, понимаешь? В две тысячи третий год.
Собери свои документы и все деньги, что сможешь найти. Двадцать девятого числа, перед тем как начнутся гонки, ты возьмешь Фенью, игрушки, запас вещей на неделю и уедешь в Брайтон. Я же приеду к смотрителю как ни в чем не бывало и скажу, что предупреждала телеграммой, которая, судя по всему, потерялась. И что я намерена славно развлечься, несмотря на твое отсутствие.
Уверяю тебя — он только плечами пожмет, у него в эту пору дел по горло. Дальнейшее предоставь мне. Я устрою так, что он испугается скандала и отпустит тебя добром вместе с ребенком, даже если для этого придется прийти в Лайонз-Энд в разорванной рубахе и в синяках, взывая к суду и справедливости.
Все, что мне нужно — это заставить его проснуться со мной рядом с пересохшим от мелиссы горлом, тяжелой головой и следами любви на простынях.
Дай знать, по душе ли тебе мой план, и не забывай мое условие — из Брайтона ты приедешь прямо ко мне, не показываясь в Хенли ни на минуту. К тому времени у меня будут все нужные бумаги, даже если придется засадить вход в коттедж Дрессера кустами йеменского ката и бешеной вишней.
А если ничего не выйдет, я убью его.
2008. Саут-Ламбет
Тетя Джейн, говори что хочешь, но я позвонила Луэллину, выяснила его номер у консьержки, когда она пришла со счетом за телефон. Поверишь ли, он расстроился по-настоящему: Табита, сказал он, вы себя не бережете, нет ничего хуже одинокой простуды!