Книга Волною морскою - Максим Осипов

— А давай грохнем твоего алкаша, — вдруг предлагает Виктор. — Дешевле, и польза обществу.

Пьяный он, что ли, этот Виктор?

— Ладно, шучу. Алкаш — первым этапом, а что вторым?

А вторым этапом, вздыхает, он хочет усыновить ребенка. Он и одна его приятельница. Про нее пока еще не решено окончательно, будем считать, что насчет приятельницы — предварительный разговор.

А насчет него, спрашивает Виктор, разговор окончательный?

— Да, — он опять вздыхает. — Да, окончательный.

— Имя ребенка? Возраст?

Он говорит.

— Отличная идея! — восклицает Виктор. — Я делаю всю черновую работу. — Не так сказал — черную. — А теперь Костик, Костян…

Неплохо бы все обсудить, полагает Виктор. Все аспекты. Конечно, каждый решает сам, в том, что касается личной жизни, но необходимо учитывать интересы партнеров, в данном случае — Виктора. Они ведь — большая семья, не так ли? Как ему кажется? Костик уже не маленький, может считаться участником дела. Потенциально. Так он должен рассматриваться. Если что. Не будем о плохом, но помнит ли он — если нет, то Виктор готов напомнить, — сколько проблем было с семейством Роберта?

Похоже, Виктор не пьяный.

— Ты, конечно, патрон, все дела…

Надо подумать. Не оформить ли — как это называется? — опекунство? — Виктор изучит законодательство. Опекунство — уже теплее. Но тоже не отыграешь, не возьмешь назад. А что если — такое предложение, — дать Костику бабок? — Он с ума сошел, этот Виктор? Мальчик маленький, одиннадцать лет, как он ими распорядится?

— Легко, — отвечает Виктор. — Я в одиннадцать отлично знал, что с бабками делать. У меня уже сумма приличная скопилась по тем деньгам. Я себе в тринадцать лет купил женщину, если хочешь знать.

Утро. Дом уже на ногах. Костя оделся в свою одежду, снова лежит на перилах. Шутка, повторенная два раза… Перила крепкие, выдержат.

В комнате, где спал мальчик, орудует баба Саша. Выволокла матрас на снег, груда белья на полу.

— Александра Григорьевна, здравствуйте. Что случилось?

— Малый проссал все, у меня вон Галка, старшая, — бормочет баба Саша, — мужа себе нашла, в первую ночь обоссался, как же ты, говорю, жить будешь с таким зассанцем?..

Тише, тише, услышит. Это ж непроизвольно, ребенок не виноват. И он просит ее не курить хотя бы в жилых помещениях.

Бардак. Так хорошо вчера было… Пока юный джентльмен не надул в постель. По волосам его треплет.

— Ладно, бывает. Голову давно мыл?

Теперь ему хочется что-нибудь сделать для одного себя. Всё, его нет, он отправляется в душ.

Если бы он курил, скажем, трубку, то, возможно, и не было бы потребности в ежедневном стоянии под душем по полчаса. А так — давно надо выключить воду, вытереться, одеться и с Костей поговорить — намерения определились, — но он моется все и моется. И мысли разные в голове, которые надо гнать. Решено уже — опекунство, вполне себе компромисс.

— Малый уехал на драндулете… — узнает он от бабы Саши.

Без спросу. Взял снегоход и отбыл. Вот так сюрприз.

— С легким паром!

Спасибо, спасибо, Александра Григорьевна… Уехал на снегоходе, что за идиотизм!

Пора бы уже Кирпичу объявиться. Он подождет еще час-полтора и пойдет искать мальчика.

Много свежего снега. Это не вчерашний их след? Вроде, сегодняшний. На снегоходе до речки они ехали минут десять, а пешком идти — далеко. След обрывается. Вспоминает про утонувших дачников. Идет вдоль речки налево — нет, тут Костя не мог переправиться. Звонки: на дачу — не вернулся ли мальчик, Кирпичу — едет Кирпич, скоро будет, как скверно все! Обувь неподходящая. Снег противный, хоть и не глубокий, и не холодно — скорее жарко, он взмок.

— Там мосток есть, — говорит баба Саша, в смысле — мост.

Видимо, у речки надо было повернуть направо. Нашел мостик. Металлические канаты, на которых тот висит, подернуты ржавчиной, деревянный настил местами гнилой. Костя, наверное, тут и переправлялся. Знать бы — машину взял — и в поселок, ждал бы мальчика прямо там. Ладно, что теперь говорить?

Часа четыре ходил, пока не добрел до поселка. Вот и кончается день, уже сумерки.

Костина улица, снегоход, дом. Мальчик лежит на кровати, лицом к стене. Записка, большими буквами: МЕНЯ УВЕЗЛИ В БОЛЬНИЦУ. МЫ УВИДИМСЯ ЕЩЕ, СЫН. Он встречается взглядом с мальчиком. Не думал он, чтобы тот умел так смотреть. Не надо, не надо, Костя. Вспомнил лису — губернаторскую. Хотя при чем тут Костя? В данном случае пострадавшая сторона — он.

Вонючего дядьку эвакуировали, но запашок остался. Следовало оповещать мальчика о перемещениях папаши. Ошибка, его ошибка.

Ему мучительно вдруг хочется домой, в Москву, — в царство если не разума, то по крайней мере здравого смысла. А что помощник его? Доехал, чай пьет с Александрой Григорьевной.

— Почему так поздно, можно поинтересоваться?

— Семейные обстоятельства. Пока машину нашел… — Через телефон чувствуется, как Кирпич потеет, это произнося.

Надо присмотреть себе помощника поэффективней, без обстоятельств.

Так, пусть Кирпич садится в его машину и потихоньку едет в поселок, он называет адрес. — Кирпич не может водить. — Как же права категории «5»? Солгал, когда на работу брали? — Права есть, давно не водил.

Пусть Кирпич придумает, как вызволить его из поселка, он устал придумывать. Всё, с понедельника он ищет себе нового человека.

Наконец они соединяются: он, машина, Кирпич, пакеты с вещами. Кладут вещи в темной передней. Одежда, обувь. А снегоход? Оставлять снегоход — почти так же рискованно, как дать, по совету Виктора, бабок. Снегоход привязан к крыльцу какой-то собачьей цепью. Ладно: совесть есть — сам вернет. Бросить все — и домой.

Они едут назад, в Москву, возвращаются в позднюю осень.

— Снимайте шапку, пальто, Анатолий Михайлович, в машине тепло, вот салфетки, возьмите, вытритесь.

Что там Кирпич бормочет? У него тоже сын. В каком смысле — тоже? Пусть Кирпич думает что угодно, плевать.

— Двенадцать лет мальчику, не разговаривает. — Черт, что такое? — К профессорам ходили, к целителям, к экстрасенсам.

Слушать это — выше человеческих сил. Думает: твою мать! Я и тебе, что ли, должен сочувствовать?! — однако терпит. Совсем поздно уже он отвозит Кирпича в его Бутово: бросьте, на чем вы доедете? Уже ночь.

Пробует читать перед сном: Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова. Зачем это все? Зачем?

Черный понедельник

Он стоит у окна и стреляет ворон. Стреляет метко: вороны разлетаются в пух. Для каждой дичи требуются свое оружие и боеприпасы, его сегодняшний выбор соответствует целям стрельбы. Мало того что в Москве негде шагу ступить от машин и людей, так еще и повсюду кишат эти страшно живучие твари.