Книга Моя любимая сказка - Ксандр Лайсе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но я молчал. Потому что понял: я знаю, зачем нужна эта «кормушка», и что означают птичьи следы. И почему всё это — в ванной. Не могу сказать, как. Получилось как-то само собой. Просто понял: знаю. И ещё: надо уходить.
Сказать ей? Я поймал себя на мысли, что сам не очень-то верю в свою идею, возникшую словно без моего участия. Но ничего другого в голову уже не приходило. Сказать, и уходить. Или — говорить всё-таки не стоит? А если только зря напугаю? Хотя куда тут еще пугать-то?
— Знаешь… У меня есть одно соображение… По поводу этих следов в ванной, — не выдержал я. — В средневековых поучениях против язычников говорится, что в четверг на страстной неделе люди топят баню для покойников, накрывают для них стол, приглашают мыться и пировать, а сами, перед тем как уйти, посыпают пол мукой… И после смотрят: если находят следы, похожие на птичьи, то говорят, что к ним предки мёртвые приходили… И описывали их как огромных петухов без перьев… А?
Проговорив всё это скороговоркой, я поднял глаза на Яру. Она молча посмотрела на меня. Потом вымученно улыбнулась.
— Опять мимо! Ты говоришь, — страстная неделя, а сейчас осень… Не выходит…
— Ну, это уже не важно… — смутился я. — Ещё неизвестно, сколько раз в год они там свою загробную родню купали! Одно понятно: бабка ведьма, и отсюда надо двигать. Ты как?
— Пойдём, пойдём! — заторопилась Яра.
В коридоре она осторожно обошла липкую пахучую лужу. Я заметил, что она покраснела.
— Ярочка, солнышка, давай хоть полы тут мыть не будем! А то, не дай бог, хозяйка вернётся!
— Неудобно… — чуть слышно ответила она.
И в этот момент грянул звонок. Дождались! Но это оказался телефон. Древний агрегат размещался именно там, где рассказывала Яра — на тумбочке в прихожей. Моя рука потянулась к трубке.
— Нет! — Ярослава, уже открывавшая дверь, отчаянно замотала головой.
Но было поздно.
— Да? — я постарался придать голосу солидности.
— Алло! — закричал в охрипшей от времени мембране женский голос. Навскидку — лет сорок с хвостиком. — Алло! Клавдия Васильевна?!
— Нет, — я почувствовал прилив вдохновения — Это не Клавдия Васильевна. Её сейчас нет.
— Где она?! — надрывался голос в трубке. — Что с ней?!
Я оглянулся на Ярославу. Она молча осуждала меня взглядом. Но это только подстегнуло меня.
— Она вышла. Пошла в собес, — я подмигнул Яре. Она покачала головой и опустила взгляд.
— Сколько можно! Прописалась она в своём собесе?! А ты-то что к телефону не подходишь?! — вдруг налетел на меня голос. — Слышал, небось, что звонят?! Три дня! С утра до вечера звоню! Хамло! — от такого неожиданного перехода на мою личность, я оторопел.
— А вы по какому вопросу? — выговорил, наконец, я. В трубке на некоторое время воцарилось молчание. Затем голос возник снова, став значительно вежливей.
— Это Татьяна Витальевна. По поводу повторного приёма.
— Понятно, — я сделал паузу, будто записываю. — По какому вопросу приём?
— А твоё какое дело?! — снова взорвался голос. — Скажи, что Татьяна Витальевна звонила, и всё!
— Знаете, Клавдия Васильевна просила обязательно узнавать и записывать, по какому вопросу… — я заговорщицки понизил голос. — У неё в последнее время с памятью плохо. Возраст… Уже случаи были — забывала, кто прийти должен…
— С памятью? Жаль. Такой специалист… Совсем худо с памятью? — безо всякого сочувствия произнёс голос.
— Ну… — неопределённо протянул я. — Так по какому вопросу?
— Приворот, — неохотно признался голос. — Повторный приём.
— Понятно, — деловито ответил я.
— А она всё ещё… как у неё теперь… получается?
— Ну, пока никто не жаловался, — я почти не соврал: жаловался мне кто?
— Мне не хотелось бы… обращаться к кому-то чужому… коней на переправе не меняют… — в голосе скользнули интимные нотки — всё-таки уже… почти пять лет… а таких, как Клавдия Васильевна сейчас — днём с огнём…
— Не переживайте. Я вас записал.
— Хорошо. Пока.
* * *
— Что ты натворил?! — Яра сидела на верхней ступеньке лестницы. Она плакала. — Зачем ты взял трубку?! Теперь старуха узнает, что мы у неё были!
Я не понимал, как её успокоить.
Чашки и оба чайника я перетащил в комнату. Так было проще.
Ярослава забралась на диван и сидела, обхватив колени руками. Пока я заваривал чай, она, не проронив ни слова, следила за всеми моими манипуляциями невидящими глазами. Она молчала с той минуты, когда я поднял её на руки и стал спускаться по лестнице в старухином подъезде. Я не знал, что ей сказать. Поэтому её молчание стало выходом для нас обоих. Молчала она и на обратном пути. Только возле своей двери, в ответ на мой вопросительный взгляд, отрицательно покачала головой.
Что я могу ей сказать? Что старуха не узнает? Это будет неправдой. Что, узнав, старуха не станет с нами связываться? Тем более. Извиниться? Но я не чувствую себя виноватым. Правда, мне не по себе от мысли, что я, фактически, бросил вызов кому-то, чьи силы и возможности я не в состоянии оценить. Но я обещал помочь… Рано или поздно что-то подобное наверняка бы случилось.
Я протянул Яре чашку и сел на пол у её ног.
— Мишкин… — она вздохнула и погладила меня по голове. — Что теперь делать? Она ведь наверняка догадается… И тогда… Зачем тебе понадобилось снимать трубку?
Действительно, зачем? Прилив наглости по случаю распада адреналина?
— Ну, по крайней мере, мы знаем, как её зовут… И точно знаем, что она — ведьма.
— И что? Узнали — и что? — Яра говорила тихим, ровным голосом обречённого. — Что это меняет?
Что это меняет? Ничего.
— Между прочим, раз она настоящая ведьма — так и так узнала бы, кто приходил. Как в анекдоте, знаешь? Проверка ясновидящего на вшивость: надо позвонить ему в дверь. Если спросит «Кто там?» — значит липовый, — Ярослава даже не улыбнулась. — Кстати! По поводу догадок. Ты думаешь, когда она увидит это своё пельменное сусло в коридоре, она не поймёт, что кто-то приходил?
— Это могла быть я.
— Или эти, на курьих ножках… Навьи.
— Что?
— Духов умерших на Руси называли «навьи». Сейчас вдруг вспомнил.
— А.
— Могли же они?
— И по телефону тоже они разговаривали?
Мы замолчали. Я поднялся и отошёл к окну. Возразить на это было нечего. Да и незачем было возражать. Я с очевидностью понял: Яра права. Она не может не узнать. Возможно, уже знает. И тогда… Что будет тогда? Вряд ли она, как раньше, явится с увещеваниями. Почему-то представилось, как я отбиваюсь от огромного мёртвого петуха. Его синюшно-багровая лишённая перьев кожа холодна, как лёд. Он открывает клюв…